— Если бы у меня была возможность жениться, то ты была бы моей избранницей! — честно призналась переодетая цыганка. — Ты очень милая, Настасья, и добрая. Один старый человек давным-давно мне сказал: есть много разных людей: хороших и плохих в мире поровну, а вот великодушных можно пересчитать по пальцам. Ты — великодушная! И обязательно встретишь человека, который тебя оценит так, как ты этого заслуживаешь.
Настасья так вдохновилась услышанными трогательными словами, что потянулась губами к Гожы, но та положила ладонь на ее рот и спокойно добавила:
— Нам, цыганам, суждено выбирать из своих. Таковы правила!
Настасья загрустила и честно призналась, что перед ней самый лучший человек, которого она когда-либо встречала в жизни. Девушка вернулась в дом, где ее ожидала гора посуды после большого праздника.
— Ты нравишься ему! — голос Михаила заставил Гожы громко вскрикнуть. — Царь леса не каждого к себе подпускает. Что ты ему нашептываешь?
Михаил стоял возле входа в конюшню, пережевывая соломинку, и с любопытством рассматривал девушку, маскирующуюся под Ивана.
— Я говорю… что он не только Царь леса, но и… моего сердца, — тихо произнесла цыганка, разрумянившись.
— Значит, не купаешься в реке, потому что тонул? — не скрывая иронии, произнес Михаил и тут же добавил, видя, как округлились глаза цыганки. — Мы оба видели друг друга голыми и это справедливо! Прогуляемся вечером?
Гожы поспешно кивнула и принялась с большим усилием чистить Царя леса.
— Это мой конь. И я ему завидую… Твои руки так заботливо касаются его! Раз он тебе так нравится, придется взять его вечером с собой. Ты не против мужской компании?
Михаил рассмеялся и ушел. Гожы с трудом перевела дух, от волнения у нее слегка подкосились ноги, но это было приятное беспокойство. Теперь осталось одно: дождаться вечера.
Как оказалось, не все гости покинули Дом счастья после большого праздника. Кое-кто продлил удовольствие, оставшись еще на день. Это был пожилой человек, которого все называли Барин. Он любил бывать у Мими и проводил в ее компании больше времени, чем остальные. За глаза она называла его «старым хрычом», для взбалмошной рыжей хохотушки, не любящей серьезные темы находиться рядом с ним наедине было настоящим наказанием.
— Если бы он не платил деньги за эти приемы, я бы и минуты не просидела рядом с ним. Теперь опять заболтает меня до утра.
— Вас раздражает, что он слеп, как крот? — посмеиваясь, заискивала Нюра.
— Черт с ним, что слепой! — всплеснула руками Мими. — Он жалкий старик! Я ненавижу убогое старческое тело! Оно приводит меня в ужас!
Гожы торопливо дожевывала кусок пирога. С Михаилом они договорились встретиться у реки перед тем как стемнеет. Девушка нервничала и трепетала, посматривая на здоровенные часы из темного дерева, недовольно размахивающие маятником, как хвостом.
— Ванька, принеси воды и наполни самовар в гостиной в большом доме, — скомандовала хозяйка. — Подсыплю старикашке в чай сонного порошка. Пусть отдохнет!
Девушка торопливо отправилась исполнять распоряжение. Ей не терпелось попасть в большой дом, рассмотреть его изнутри, до этого момента побывать там повода не было, и поэтому он оставался для нее загадкой. Настасья не любила это здание. Каждый раз при входе ее передергивало. Она сравнивала этот момент с походом к лекарше в деревне, которая от всех болезней ставила пиявки. Это было не больно, но очень противно. Во время прислуживаний ее часто щипали и шлепали по заду. Сначала Настасья подобную фривольность переживала тяжело и часто плакала по ночам.
— Хлопнут и хохочут! — ворчала она. — И чего смешного?! У тебя на коленях мамзель без одежды, а ты еще и к девке тянешься, которая тебе горячий чай подает! Кипяток можно и разлить!
— Что это за мамзели? — полюбопытствовала Гожы, вспомнив девушек в минимальном количестве одежды. — Откуда они приезжают?
— Из городу. Это сестры Мими.
— Сестры? — усомнилась цыганка, поправив кепку. Подсматривая в окно, она точно разглядела, что девушки слишком не похожи между собой, чтобы являться родственницами.
Настасья вызвалась помочь Ивану, который ни разу не был в большом доме. Пузатый блестящий самовар стоял в отдалении, два полных ведра наполнили его почти доверху.
— Пойду, принесу кружки и варенье, — прошептала Настасья, заметив в кресле дремлющего старика.