— Лучше бы я с тобой пошла мыться! — прошептала Настасья шутливо, но многозначительно, когда покидала кухню вслед за подругой. Пришла Мими. На ее голове была намотана ткань, а на лице не было никакой краски. Она выглядела совсем по-другому, напоминала красивую русскую женщину. Выпив кружку холодного кваса, она рассказала Гожы про странный сон, который видела накануне: в нем жуткий черный ворон, тащил ее любимого на дно реки. Она проснулась в ужасе, прижалась к Михаилу, и на мгновение ей показалось, что он бледен и холоден, словно покойник. Гожы почти не слышала, о чем говорит кухарка, ее удивило другое: у Мими не было и тени акцента. Вдруг цыганку осенило: перед ней такая же лгунья, как она сама. Ей вдруг захотелось побежать к Михаилу и рассказать, что ему грязно лгут. Наверняка ее зовут не Мими, а просто Машка, как козу у бабы Ани! И никакая это не француженка. Пока ряженый Иван представлял, как разоблачает обманщицу, вернулись Нюрка и Настасья.
— Твой черед! Только воды надо холодной натаскать! Ух, угорела! — грубо произнесла горбатая девушка и развалилась на стуле, широко расставив ноги. Через мгновение она получила пощечину от Мими за распущенность и фривольное поведение, французский акцент вернулся:
— Я смотрю, ты чувствуешь себя здесь хозяйкой? Может, и мне отдашь какое-нибудь распоряжение?! Взбить вам подушку, барыня?
Нюрка была пристыжена и разрыдалась, а потом бросилась целовать Мими руки, извиняясь за то, что забылась. Молодая цыганка не стала досматривать этот спектакль и поспешила в баню. Хорошенько помыться душистым мылом было ее давней мечтой. Ей хотелось, чтобы холеный красавец Михаил почувствовал, что она может пахнуть не только потом от тяжелой работы. Она фантазировала, как предстанет пред ним в красивом наряде, в котором она была на свадьбе в день, когда ее покойный муж не смог оценить по достоинству изящество одежды.
В кровать она вернулась улыбающейся. В теле была такая легкость, будто она вот-вот взлетит. Приткнув дверь палкой, она разделась и залезла в постель. Что-то мешало ей — это была курительная трубка, похожая на ту, что не вынимала изо рта Зора. Гожы испуганно соскочила на пол и удивленно уставилась на предмет из своего тайника памяти. Кто мог подложить ей это и с какой целью? Возможно, Мими разгадала ее тайну? Но она не могла знать про ее сибирский табор, вынужденный вести отшельнический образ жизни! Гожы вспомнила старую цыганку с которой столкнулась возле Дома радости, та тоже не вынимала дымящуюся трубку из уст. Девушка была почти уверена, что эта выходка как-то связана с ней, других вариантов не было.
Снова приближался большой праздник, и началась активная подготовка к этому событию.
— Мне нужны грибы! — капризно заявила Мими. — Много грибов! Иван, пойдешь в лес.
— Я могу пойти с ним, — отозвался Михаил. — Тем более я знаю самые грибные места!
Мими на мгновение задумалась, но ей пришлось согласиться ради столь важного и ответственного дела, как прием дорогих гостей. Михаил был прав: хождение Ивана по незнакомым местам может оказаться долгим и бесполезным, а вместе они соберут достаточно грибов для того, чтобы наварить грибницы на целую ораву.
Михаил шел так громко, что все птицы и звери чуяли его за версту. Гожы посмеивалась над ним и твердила, что впервые идет через лес с таким шумом.
— Я не удивлюсь, если от нас разбегутся даже грибы! — произнесла она, рассмеявшись.
Они оказались на красивой поляне, по краям которой была россыпь округлых аппетитных шляпок.
— Они ждали только нас! — по-ребячески задорно воскликнула Гожы, обрадовавшись природной щедрости. Михаил лукаво улыбался, наблюдая за тем, как скачет мальчикообразное существо, скрывающее от посторонних глаз прекрасные округлости.
— Стой, не мельтеши! — воскликнул мужчина. Гожы замерла и вопросительно уставилась на него. Он сделал знак, чтобы она подошла. Сердце цыганки заколотилось в бешеном ритме, она медленно двинулась к нему, словно завороженная его теплыми изящными руками. Он не произнес больше ни слова. Михаил неторопливо раздел трепещущую цыганку, а потом долго водил пальцами по ее мягкой коже, пахнущей душистым мылом и медом. Когда губы Михаила исследовали ее тело, Гожы задрожала, будто на улице была сибирская зима. Он оставил ее без одежды и уложил на мягкую траву, после чего не спеша разделся сам. Он прикасался к молодой цыганке не как к Мими, а чувственнее и нежнее.