— Нет, я останусь здесь! — твердо ответила женщина. — Я буду жить в этом доме.
— Он мой! — капризно воскликнул Елизаров.
— Наш! Мы женаты!
— Я его купил до брака.
— Но все документы оформлены после того, как мы объединились под одной фамилией.
— Я не отдам тебе усадьбу!
— Отдашь. Иначе я дам такой информационный повод, что твою репутацию сравняют с землей. Я говорила с Ольгой, она мне поможет найти адвоката и если надо расскажет в суде, что была твоей любовницей.
— Невероятно! — прошептал Святослав. Он не спеша подошел к камину и запустил руку в золу, затем кинулся к портрету и начал его затирать, смешивая изящные черты с чернотой пепла.
— Прочь, прочь, дрянь! — шептал он. Кармен отошла на несколько шагов и с опаской наблюдала за беснующимся человеком. Его метания от камина к стене казались безумием.
Елизаров стоял у недовольно ворчащего автомобиля, внимательно рассматривая старинный дом. В это мгновение он совсем не казался ему притягательным. Максим был прав — это груда камней с чужой историей. Бессмысленно вклеивать свое лицо в чужую семейную фотографию. Он больше не чувствовал единения с этим местом, связь оборвалась. Писатель больше не нуждался в этих стенах, они его не вдохновляли, но оставлять их аферистке, так легко втершейся в его жизнь, Святослав не желал.
— Завтра я жду тебя в моей квартире. Нам надо все обсудить. Ты меня поняла? — мрачно уточнил он. Кармен кивнула. В ее глазах промелькнул страх, и это порадовало обманутого мужа. Значит, ее положение не так устойчиво и у него есть шансы победить в этой странной и неловкой схватке.
— Домой? — уточнил водитель такси, рассматривая вымазанного в золе пассажира. Елизаров пожал плечами. Ему не хотелось возвращаться в квартиру, где царило отчуждение и одиночество. Некому было позвонить и пожаловаться на странный маскарад, в центре которого он вдруг оказался абсолютно голым.
— Едем в город! А там я решу, — произнес сосредоточенно писатель.
Машина мчала его в никуда, а он рассматривал свое отражение в стекле дверцы. Елизарову показалось, что он состарился и превратился в старика с выцветшими глазами, который вдруг ослеп, перестал видеть контуры и лица. Все обесценилось и превратилось в месиво: добро перемешалось со злом, горе с радостью, любовь с ненавистью… Заметив вывеску «краеведческий музей» на старом покосившемся здании, он попросил таксиста остановиться. Расплатившись, мужчина отпустил водителя и открыл скрипучую дверь в историю, откуда повеяло запахом плесени и трухи.
Его встретила горбатая женщина неопределенного возраста, которая при виде посетителя гаркнула:
— Мы скоро закрываемся!
Елизаров кивнул, пообещав, что удалится по первому требованию. Сотрудница предложила штатного экскурсовода, поколебавшись, мужчина дал согласие, заплатив за вход и за дополнительную услугу.
— Настасья! — завопила женщина, что есть мочи. От старых стен поднялся гул, они словно недовольно вибрировали.
— Что здесь раньше было? — полюбопытствовал посетитель музея, озираясь по сторонам.
— Контора мануфактурщика Федора Блинова, — отозвался равнодушный голос горбуньи.
Появился ангел — хрупкая изящная девушка с приятной улыбкой. Часть ее миловидного лица была закрыта. Знаком она показала, чтобы мужчина шел за ней, посмотрев на наручные часы.
— Идемте скорее, у нас совсем немного времени, — произнесла она заботливо и мягко.
В музее было два зала: в одном была экспозиция, посвященная градообразующему предприятию, которое создал удачливый мужчина, и истории края, а во втором жили его личные секреты.
— Официальную часть оставим на потом, — отшутился Елизаров, когда девушка уточнила, с чего бы он хотел начать. — Я бы хотел узнать товарища Блинова, так сказать, лично!
Ее лицо просияло, и она охотно повернула налево, увлекая за собой писателя. Первое, на что сразу обращал внимание посетитель, — красивые пейзажи, нарисованные талантливой рукой художника.
Настасья подробно рассказала о технике и вдохновении мастера, о том, как он жил в усадьбе у своего дядюшки, о его добром сердце и о великой любви к цыганке по имени Гожы.
— Гожы? Какое странное имя! — воскликнул Елизаров, восхищаясь приятными подробностями, которые могли бы ему пригодиться для написания его книги.
— Если не ошибаюсь, это означает «красавица», — улыбнулась девушка, встряхнув волосами. Писатель заметил, что взгляд ее немного косит, но этот факт не отнимал обаяния у нежной и трогательной служительницы музея. Она покраснела и опустила глаза, сильно смутившись — ей нравился этот мужчина, и это было очевидно. Настасья перевела дух, и, тут же взяв себя в руки, продолжила экскурсию:
— А вот так выглядела Гожы!
Девушка указала на портрет цыганки, висящий среди других картин. На ней была женщина с округлыми щеками и мягкими чертами лица, в глазах была доброта, нежность и лукавство.
— Это тот самый проклятый портрет, о котором все говорят? — осторожно уточнил Святослав, подозревая, что его надули и в этом.