— Это копия. Сама картина где-то в Италии. Ее наделяют необычными свойствами, но я не суеверна и считаю, что проклятия не существует. Федор рисовал только природу, портрет появился после того, как Гожы погибла, — произнесла девушка и ее глаза наполнились слезами. — Я читала его дневник, это было… трогательно и очень лично!
Елизаров заинтересовано рассматривал женщину с картины, которая не имела ничего общего с той, что была на стене усадьбы и в его жизни. Он почувствовал, что обнаружил выход из темной комнаты, и теперь оставалось подобрать нужный ключ, чтобы освободиться от зла, окружившего его, и выйти на свет.
— Вы заняты сегодня вечером? Я хотел бы вас пригласить на ужин, Настя! — произнес мужчина, убрав за спину грязные от пепла руки и включив все свое обаяние.
Глава 17
Бить в сердце, чтобы расколоть
— Ты начал запираться? — с подозрением спросила Мими, оставшись наедине с Гожы. Девушка виновато кивнула, жалуясь на повышенное внимание со стороны горбуньи:
— Простите меня, Мими, но я не люблю, когда во время моего сна ко мне заходят без предупреждения!
Хозяйке пришлось согласиться с тем, что внимание к спящему человеку — скорее патология, чем нормальность. В целом она была довольна цыганенком и не имела никаких претензий, но перед тем, как оставить Гожы в покое она остановилась в проеме двери.
— Я заметила, ты сдружился с моим Михаилом? — Мими обозначила интонацией, что он — ее собственность. Девушка кивнула, дружественно улыбнувшись. Цыганка вспомнила, как недавно во время купания молодой мужчина предостерег, что хозяйка Дома радости не может терпеть, когда претендуют на ее жеребцов.
— Мы просто иногда плаваем вместе. С ним интересно разговаривать, — призналась Гожы, опустив глаза. Хозяйка Дома счастья одобрительно кивнула и, перед тем, как дать задание на день, добавила: — Иван, твои волосы отросли, и ты становишься похожим на девицу.
— Настасья предлагала мне помощь. Попрошу ее, и она меня подстрижет!
В этот раз Гожы пришлось колоть дрова. Работа была тяжелая, не для женских рук, но девушка научилась с ней справляться еще в деревне, помогая спасительнице бабе Анне.
— Ты бей в сердце полену, оно сразу и расколется! — советовала пожилая одинокая женщина. Эти слова впечатлили цыганку. Почему-то ей казалось, что с людьми точно также: если садануть в самое сердце — они сломаются…
К вечеру Гожы едва стояла на ногах от усталости. Она медленно брела от дровяника к дому, мечтая оказаться в своей постели и скорее встретиться со снами, как вдруг услышала женский стон. Обеспокоенная девушка бросилась к хлеву. Звук издавала Мими, это была бессловесная песнь удовольствия. Над ней навис сосредоточенный Михаил. Оба были раздеты и неистово двигались, словно хотели соединиться в одно целое, поглотить друг друга. Вдруг Гожы поняла, что Михаил смотрит прямо ей в глаза. По его губам скользнула улыбка. Девушка отшатнулась и поспешила вернуться в комнату. Уснуть ей никак не удавалось. Она все время думала о том, что видела. В жизни цыганки попытка мужчины проникнуть в ее организм всегда заканчивалась смертью похотливого самца. Мими же извивалась и радовалась так, словно лучше этого нет ничего в мире.
— Потому что рядом с ней Михаил! — размышляла она. Этот мужчина не вызывал у нее отвращения, а наоборот: цыганке хотелось, чтобы он также касался ее. Сердце молодой девушки колотилось, а внизу живота она почувствовала нарастающее тепло. Чтобы прийти в себя, Гожы вспомнила косую Настасью, отведавшую поленья, и неизвестную девушку, лицо которой навсегда было изуродовано кипящим маслом.
Следующий день был банный. Поселенцы Дома счастья смывали с себя пыль недельных забот. Мими и Михаил отправились вместе, между ними все время шла какая-то игра с полутонами и полунамеками, это немного коробило цыганку, которая испытывала первое в своей жизни чувство ревности.
— Знаешь, чем они там будут заниматься? — тихо произнесла горбунья. Настасья, сидевшая тут же за столом, цыкнула на нее, густо краснея.
— Ванечка, хочешь, я пойду мыться ни с этой прокаженной, а с тобой? — произнесла Нюрка нараспев. — У нее почти нет титек. А меня можно пощупать не только за горб!
Гожы с отвращением представила, как Михаил щупает горбунью за тайные места. Лицо ее скривилось, но это заметила только косая подружка. Нюрку же было не остановить, ее фантазия бушевала, она говорила различные глупости и вела себя так же вызывающе, как полураздетые сестры Мими, приезжающие на большие праздники. Гожы с трудом дождалась, пока девушки уйдут в баню. Слушать пошлости из уст горбатой прислужницы было выше ее сил.