Цыганка. Кровавая невеста

— Я иногда думаю уехать от дяди! Я его, конечно, очень уважаю и ценю, но иногда терпеть все это… невыносимо.

— Я не хочу, чтобы вы уезжали! — призналась молодая цыганка, улыбнувшись. — Вы мне нравитесь!

Федор задохнулся от удивления, не зная, что сказать. Он взял ее прохладные руки и с придыханием еле слышно произнес:

— Я об этом думал с того самого дня, как увидел вас… Когда вас привезли и вы лежали, крича и мучаясь! Я был рядом! Однажды вы открыли глаза и посмотрели на меня… И попросили не оставлять вас никогда. Мое сердце так странно заколотилось. И если бы я смел надеяться, что когда-нибудь вы осчастливите меня своим вниманием… Другую девушку в качестве жены мне и представить трудно!

— Давайте не будем торопиться с женитьбой, Федор! — смутилась Гожы. — Вы совсем ничего обо мне не знаете! Я ведь цыганка! Нас считают обманщицами и воровками…

— Вы обижаете меня своими словами. Я вижу вас — и вы самое совершенное создание, которое когда-либо я видел. Моей маменьке вы бы очень понравились — я уверен.

— Однако не будем спешить, милый Федя! Узнаем друг друга лучше, и, если решимся на что-то большее, чем дружба — расскажем обо всем вашему дядюшке, — тепло произнесла Гожы, пожав его слегка дрожащие руки. Чтобы не продолжать столь трепетную и щепетильную тему, цыганка начала хвалить его способность к рисованию.

— А вы могли бы нарисовать… меня? — задорно воскликнула она.

— Ваш портрет? Я бы с удовольствием, но… природа — пейзажи, их я чувствую и легко могу перенести на холст…

— Меня ведь вы тоже чувствуете, а значит, можете перенести на холст!

Женский голос окликнул ее по имени, и она увидела, что рядом с Алексеем Лукичом, сидящим в плетеном кресле, стоит женщина и машет ей рукой, привлекая внимание.

— Мими решила нас навестить! — прокомментировал Федор и галантно предложил озадаченной цыганке свою руку.

— Гожы, ты чудесно выглядишь! И волосы так отрасли! Теперь-то я вижу точно: ты не Иван! — рассмеялась хозяйка Дома счастья, придерживая заметно округлившийся живот.

— У тебя будет ребенок? — удивилась Гожы.

— Да, от нашей с Михаилом любви остался след… Я надеюсь, это будет девочка. Ей я смогу передать свой бесценный опыт, как когда-то мне передала его мать, — произнесла Мими с улыбкой, но потом добавила притворно строго: — И все-таки я немного на тебя сержусь за этот обман! Эту кровожадную горбунью я отправила к родителям. Как она рыдала! Пишет мне письма, и все время в них просит у тебя прощения.

— У меня? За что? — недоумевала запутавшаяся Гожы.

В голове молодой цыганки поднялся ураган вопросов. Попытка вспомнить ту ночь, когда в сражении с Тагаром она осталась победителем, не увенчалась успехом.

— Эта дрянь всадила в тебя нож! Не помнишь? Ты вернулась с коробкой сигар и потеряла сознание посреди гостиной в большом доме. Мы увидели пятно крови, раздели тебя посмотреть и обнаружили кое-что интересное! Алексей Лукич любезно забрал тебя к себе и вызвал своего друга доктора! Нашему Барину ты обязана по гроб жизни…

— Не преувеличивай, Мими. Я сделал то, что было мне по силам! — недовольно встрял слепой старик, обеспокоившись состоянием Гожы. Он чувствовал ее волнение.

— Так значит, ничего этого не было… Я не победила дьявола, — дрожащим голосом произнесла цыганка, ставшая вдруг бледной, как полотно.

— Ты что, снова бредишь? — насторожилась Мими.

— Я тебя просил не напоминать ей о том вечере! — ворчал Алексей Лукич.

Федор участливо сжал ее руку, но Гожы не чувствовала тепла этой поддержки. Она сосредоточенно смотрела в сторону леса, зная: где-то рядом бродит опасность, потому что Тагар все еще жив.

Глава 20 Победителей не судят

Гожы просыпалась каждое утро с беспокойством. Ей снились неприятные сны, в которых она бесконечно бродила по лесу. Ноги ее были сбиты в кровь, на ней была красная юбка и окровавленная рубашка. Заканчивались ее видения почти одинаково: после долгих скитаний цыганка, оказываясь на грибной поляне, и там ее кто-нибудь ждал: улыбающийся Михаил, сочувствующая Настасья, осуждающая Зора, удивленный Иван, тоскующий отец — все те, о ком она вспоминала с любовью. Как только Гожы открывала глаза, тут же вскакивала с постели и бежала со всех ног в столовую. Алексей Лукич и Федор, привыкшие вставать очень рано, приветствовали ее смешками.

— Она снова здесь? Неумытая и с растрепанными черными волосами, похожая на злую колдунью, сбежавшую из подземелья?