— А в детской песочнице шприцы с иголками! — рокочущим басом вступила бабуля Муся. — А в подъезде сортир и свинарник! И пакостят, и пакостят — на днях вот собачку говном измазали, ироды! Испортят репутацию приличному микрорайону, как я квартиру сдавать буду?
— А нынче ночью-то вообще позорище было! — возвысила голос Мария Никаноровна.
— Бабешка из Борькиных наркотой-то заправилась, одежонку с себя всю поскидывала — и давай по автомобилям во дворе скакать, — продолжила бабуля Муся. — Раскрасавишна эдакая, коза драная, весь честной народ перебудила, десять машин помяла!
— Три, — машинально поправила я. — Три машины она помяла…
— Так тебе мало, что ли?!
— Согласна, это сущее безобразие, давайте вашу петицию!
Я оценила праведное негодование престарелых активисток по десятибалльной шкале на «восемь» и осмотрительно не стала спорить с бабушками: побьют же! Как уже говорилось, бабушки — это не только вязаные носки, но и крепкие крючковатые палки, и кожаный собачий поводок, и складные стульчики, легким движением руки превращающиеся в прекрасное оружие ближнего боя!
— Держи. — Бабуля Муся ловко сунула мне в кулачок шариковую ручку и подставила свиток.
Я послушно нацарапала на нем свою подпись, прощально кивнула бабулькам и, проскользнув между ними опасливо, как легендарный «Арго» между Сциллой и Харибдой, с ускорением удалилась.
— Уфффф, — выдохнул мой внутренний голос. — Предлагаю возвращаться другой дорогой!
— Согласна. — Я решила, что лучше потрачу время, но сберегу нервы.
У меня сегодня еще светский выход, не идти же на пивную дегустацию с трясущимися руками, в контексте мероприятия это могут неправильно понять!
— Да, решат еще, что ты пришла опохмелиться, — поддержал меня внутренний голос. — А ты же вообще почти не пьешь, разве что шампанское с горя, коньяк на радостях, самогон для успокоения нервов…
— Все, умолкни, — попросила я, подумав, что низковато пала в собственных глазах.
Надо оздоравливать образ жизни. Может, взять пример с Ирки? Сходить в салон, сесть на диету, заняться утренней гимнастикой?
В приступе самоедства дома я схватила гантели сына и упражнялась с ними до тех пор, пока порыв самосовершенствоваться не иссяк, выбежав из меня вместе с потом.
Увы, нездоровый энтузиазм вышел мне боком: слишком тяжелым для меня спортивным снарядом я потянула руку, и это привело к новым проблемам.
— Что? Я плохо выгляжу? — испугалась Ирка, начиная озираться в поисках зеркала.
Никаких зеркал в пивоварне не было. Имелись лишь полированные стальные бока огромных емкостей-танков, но засматриваться на наши отражения в них я не стала — в таком случае мы бы не отделались легким испугом.
— Плохо, да? Ты чего кривишься? — не унималась подружка.
— Рука болит, — объяснила я. — Я сегодня утром занималась с Колюшкиными гантелями и потянула руку. Надеюсь, на дегустации не будут наливать пиво в литровые кружки, потому что такую увесистую емкость я с моей травмой поднять не смогу.
— Ничего, я буду поить тебя с ложечки, как сестра милосердия, — предложила Ирка. — Или попросим у организаторов соломинку, и ты будешь пить пиво через нее.
— Это будет смотреться отвратительно манерно. — Я снова поморщилась.
— Тогда можно еще наклоняться к бокалу и лакать из него. — Милосердная моя подруженька никак не могла угомониться. — Или попросить наливать тебе персонально в маленькие стопочки.
— Все подумают, что я выпендриваюсь, — вздохнула я.
— Все и так подумают, что ты выпендриваешься, — «успокоила» меня Ирка. — Ибо рубаха с закатанными рукавами, джинсы в обтяжку и замшевые сапоги до колена — что это, если не выпендреж?
— Оптимальный наряд для непринужденных посиделок с коллегами в пивнушке? — предположила я, повторно озирая помещение — теперь уже с целью рассмотреть экипировку присутствующих.
На дегустацию медийный народ оделся без затей, но не стоило ожидать чего-то другого от людей, которые даже на пресс-конференцию президента приходят в джинсах, фланелевых рубахах и «разгрузочных» жилетах со множеством карманов. Почти все участники сегодняшнего мероприятия демонстрировали стиль «очень-очень кэжуал», разве что телережессер Гаврилов приперся в бархатном пиджаке и при галстуке-бабочке да Ирка явилась в платье с совершенно незаурядным вырезом.
— И это ты говоришь про выпендреж? — упрекнула я подружку. — Ты — мне? Я только ноги подчеркнула, заметь, не обнажив их, а ты напялила такое платье, которое не просто не на каждый день — не на каждую бурную ночь!
— И этот твой злобный выпад возвращает нас к моему вопросу: что, я плохо выгляжу? — Ирка повела плечами, оживляя и без того волнующийся и волнующий рельеф в декольте.
— Ты выглядишь прекрасно! — ответила я честно. — Хотя и непривычно.
— С первого раза этот мазут не сдался…
Ирка честно попыталась смыть с головы тот парикмахерский гуталин, с помощью которого ее превратили в клон Мордюковой, но преуспела лишь отчасти: волосы перестали быть угольно-черными и зеркально гладкими, но не сделались привычно рыжими и пушистыми. Образовался компромиссный вариант в виде слегка волнистой гривы богатого каштанового цвета.