Цыганская песня: от «Яра» до Парижа

Истертый гриф

Неужели же целых четыре десятка лет чуть ли не ежедневно с гитарой в руках? Если быть более точным – то не 40 лет, а 42 года. Теперешний мой юбилей – юбилей дирижера и руководителя хора, и потому два первых «гитарных» года не идут в счет. Я боюсь подводить цифровые итоги: они могут напугать кого угодно. Но только для примера за моими, Егора Полякова, плечами по скромному подсчету 15 тысяч концертов. Не верите? Подсчитайте-ка сами, приняв во внимание, что раньше отдыхать цыганам приходилось только в двунадесятые праздники да в Великий пост («постный» отдых артистам подарил какой-то слишком рьяный митрополит).

С волнением оглядываюсь на прошлое. Вот оно стелется предо мной – моя цыганская, странная жизнь, и одно утешение – в моей спутнице, в моей верной семиструнной гитаре. Она пела целых четыре десятка лет, продолжает петь и сейчас. Она весела, моя гитара, и только иной раз, когда, после обжигающей плясовой, она протяжным голосом запоет мою любимую стариковскую: «Час смерти», я чувствую прошедшие годы и надвигающуюся старость.

Час смерти пробьет над тобою,
И прежде чем очи закрыть,
Велите гитары с собою
В могилу сырую зарыть

И помня обычай наш старый,

Товарища мы вспомянем
И грустную песню с гитарой,
Цыганскую песню споем.

И под звуки «грустной цыганской песни» я чувствую: за моими плечами вырастает тяжелая котомка полувековых (мне сейчас под 60) скитальческих впечатлений.

Чего только нет в этой, туго набитой пестрыми встречами, нерадостными ночами, странными неожиданностями, горемычными минутами и, надо признаться, даже былыми унижениями, – чего только нет в этой цыганской котомке!

Сейчас я достаю со дна самый старый свиток: я, 14-летний парнишка, приехал вместе со своим старым дедом из далеких кочевий в Тулу. Я уже знал лошадье ремесло, рыболовство и готовился стать степным таборным цыганом. Но у меня умирал отец, и два года пришлось провести у его постели, а затем – путь, по которому шли многие из нашей семьи, путь, отмеченный дружбой песни и гитары. На этом пути стояло и стоит посейчас много Поляковых. Человек, пожалуй, пятнадцать.

Среди них знаменитая цыганка пушкинской поры Татьяна Степановна Пономарева, знавшая встречи у «Яра» с самим поэтом, позже – мой дядя, известный Михаил Николаевич Поляков – того знал весь Петербург, и в наше время мои родные – сестра Настя Полякова и брат Дмитрий.

Хор Егора Полякова на гастролях в Сочи. Конец 1920-х