Тот хлопает себя ладонью по бледному лбу и восклицает почти что фальцетом:
— Двадцать пять лет! Двадцать пять лет! В моё время женщина в двадцать пять лет была взрослой, ответственной матерью и женой, а это ужасное поколение играет в игрульки со смертью!
— Спасибо, что напомнили мне о моей проблеме. Действительно, я матерью стать не могу, — немедленно подлавливаю я Тота. Сейчас любые средства хороши, чтобы заставить его соскочить с меня. Ну и да, вообще-то это болезненно было, про мать. И жену.
— Перерыв десять минут, — объявляет Ловаш и включает селектор. — Господин Сегеди, сделайте нам, пожалуйста, кофе. Спасибо. Ребята, давайте вы пока немного помолчите, а я резюмирую. Лиляна, тебе наскучило играть в безопасность…
Севший, наконец, на стул Тот открывает было рот, но сдерживается.
— … и ты в свободное от работы время пошла прогуляться. При этом ты никак не уронила чести головы личной императорской гвардии и никоим образом не навредила моей императорской жизни и здоровью.
— Именно так.
— Нечего с ней рассусоливать! Надо пороть, пока ума не наберётся! — взрывается Ладислав. Ловаш останавливает его движением руки. Как раз в этот момент дверь открывается, и личный секретарь Его Императорского Величества величественно проталкивает в кабинет столик с кофейником, молочником, сахарницей и пирожными. Я тут же понимаю, насколько проголодалась. Живот отзывается на озарение утробным бурчанием.
Император жестом позволяет секретарю удалиться и, обойдя стол, сам разливает кофе. Сливки и сахар явно привезены специально для меня, ни один из вампиров их не добавляет. Да и пирожные они не могут есть по своей природе. Я вдруг понимаю, что Ловаш каким-то образом знал заранее, что я буду голодна, и распорядился обо всём. Это так… по-ловашевски, что у меня невольно улыбка проступает на лице.
— Ага! Еда всегда улучшала вам настроение. Даже когда мы долго не виделись и вы на меня успевали за это обидеться, — Батори смеётся воспоминаниям. — Помните, я хотел произвести впечатление и сделал драники? Моя личная вершина кулинарного искусства.
Он непринуждённо усаживается с чашкой в руке на один из стульев для посетителей и почти умилённо следит за тем, как я уничтожаю пирожные. Тот угрюмо таращится в свой кофе.
Когда я, наконец, откидываюсь на спинку стула в полном удовлетворении, император продолжает, как ни в чём не бывало:
— Ладислав, а ты негодуешь по поводу того, что не сумел справиться с неожиданной ситуацией и обеспечить безопасность Лиляны…
— Но она не говорит, как…
— … то есть, справиться со своими прямыми обязанностями. Как я вижу, Лиляна сейчас контролирует ситуацию, а ты — нет. Ведь именно она нашла в твоём, Лаци, заборе шатающуюся доску. Пользуется ей — исключительно в личное время. И следит за ней, скорее всего, предпринимая какие-то меры по защите. Я угадал, Лиляна?
— Естественно, — я вспоминаю о гирлянде булавок под грудью. По счастью, ни одна не расстегнулась во время падения с лестницы.
— Она может говорить или не говорить тебе, это — не её работа. Найти и приколотить доску — твоё дело, мой дорогой. Теперь, я думаю, все присутствующие достаточно ясно понимают ситуацию?
— То есть, — начинает Тот, — ты даже не собираешься приказать ей…
— Я ничего и никогда не собираюсь приказывать Лилиане Хорват. У нас другие отношения. Совсем другие. Лаци, я ей
Ловаш наклоняется, чтобы дотянуться до меня и провести пальцем по коже чуть выше ошейника, двумя рядами серебряных османских монет-курушей обхватывающего мою шею.
— Это ожерелье — знак не только верности, но и доверия. Если Лиляна сочла возможным довериться мне, кем я буду, если не отвечу тем же самым?
Я представляю, как вонзаю серебряный нож в его шею, и умудряюсь не вздрогнуть. Неужели мне действительно суждено убить того, кого…
Отчего-то вспоминается разрубленный Марчин и поцелуй — долгое прикосновение к холодным губам. Я чувствую, как у меня непроизвольно дёргается щека. По счастью (мне всё ещё иногда везёт, а?), Ловаш как раз повернулся к внуку.
— Эту проблему будешь решать ты, только ты и никто другой. Ищи способ. Ищи дыру или крысу. Я дал тебе в руки достаточно власти, чтобы ты с этим справился без моей помощи.
— Не так много, чтобы я мог её пытать, — мрачно бормочет Тот. Батори разводит руками. — Ну что же, поскольку в мои обязанности входит не только искать, где забор расшатался…
— Даже я уже знаю, где и как, — Ловаш отставляет пустую чашку и встаёт, чтобы вернуться за свой стол. Ладислав застывает с открытым ртом, и императору приходится напомнить ему:
— Продолжай, мы слушаем.
Я сама не без труда захлопываю рот. Ловаш знает об ордене птички? И его ничто не смущает? Или он думает, что знает, как я сбегаю? Но даже я не могу вообразить, как бы могла провернуть подобное. А может, он просто дразнит внука? Тогда почему так спокоен в отношении моих побегов?!
Ладислав безо всякой нужды откашливается.