Потом она узнала, что сестра мужа по пьяной лавочке не уследила за ребёнком. Оставаться ей было больше незачем. Она улучила момент и сбежала. Через всю Болгарию и половину Королевства Югославия сумела пройти когда пешком, когда на электричках. Иногда подъезжала на грузовиках, расплачиваясь гаданием. Пока не доехала до Инджии.
Родители простили. Очень дорого ей стоило получить это прощение.
Через два года она вышла замуж за цыгана из Загреба, католика. Родила ему дочь и двух сыновей. Кажется, и сама приняла католичество. Они выступали в дорогих ресторанах и даже снимались в кино и сериалах.
Я слышала о ней и потом, когда уже танцевала в Пшемысле. Одна из наших танцовщиц видела её на свадьбе своей двоюродной сестры в Загребе. В почти уже семьдесят лет, немного потяжелевшая в талии, густо поседевшая, она всё ещё была статной женщиной с сильным и гордым взглядом. Во время войны между герцогом Августом Загребским и югославским королём Александром её младший сын служил по вербунке в сербских частях, а старший оказался призван в хорватские. Страшнее всего было представить, что один из них ненароком убьёт другого. Старший был ранен, ему ампутировали левую ногу до колена и комиссовали. Судьбу младшего она узнала только в конце девяностых: вместе со многими матерями поехала в Вуковар. Ходила по улицам и увидела его имя на табличке со списком погибших в боях с турками на улице Якоба Фраса у дома пять. Вуковар — город-памятник. Там до сих пор видны следы обстрелов на стенах домов, их, кажется, нарочно не заделывают. На каждой улице, у каждого дома — таблички с именами павших во Второй Вуковарской битве. Хотя турки перебили меньше христианского народу, чем сами сербы и хорваты, сойдясь в битве Первой.
Даже в шестьдесят она танцевала так, что люди начинали молиться.
***
Надо ли говорить, что во дворец переезжаю я одна. Кристо даже не заботится о слухах, которые почти неизбежно поползут среди «волков», а потом и цыган вообще. Представляю, как доволен Тот факту, что дочь Люции Шерифович, наконец-то, оказалась разделена со мной. И как он злорадствует моей размолвке с мужем. Если это ещё можно назвать размолвкой.
Зелёные покои теперь насовсем остаются за мной. Тётя Дина (не представляю, как Кристо объяснил ей происходящее) собрала и прислала мне все мои вещи, от музыкальных дисков до костюмов на выход, добавив отчего-то и банку с листьями каштана, всё ещё золотисто-жёлтыми. Если это не новые листья. Как ни странно, всё отлично размещается без дополнительной мебели. Букет из листьев я ставлю на тумбочку у кровати — чтобы, проснувшись, сразу видеть яркое, тёплое пятно. Раньше, просыпаясь, я смотрела на Кристо. Пожалуй, листья — неплохая замена.
С рабочего компьютера выхода в общую сеть нет, только в служебную, так что я нагло использую своё служебное положение и отсылаю курьера купить музыкальный центр и россыпь пуговиц (надо было видеть лицо паренька). Наличных у меня нет, но моего имени достаточно, чтобы покупки оформляли без оплаты, присылая счета позже.
До похода в кинотеатр у меня в голове составился целый список приказов, которые я издам после победы на Тотом. Теперь в голове удручающе пусто. Я просматриваю бумаги только для того, чтобы не налететь на очередной сюрприз от шефа. Занятия решаю пропустить — впервые. Может быть, потом вообще их отменю.
На обед я не выхожу из кабинета, милостиво отсылая господина Балога. Просто сижу весь час, опустив голову на руки, и думаю обо всякой ерунде, какая в голову ни придёт. В общем, я так до самого вечера сижу; потом, спохватившись, прошу секретаря заказать мне что-нибудь из невенгерского ресторана. Прямо в кабинет: в покоях нет стола. И спускаться в служебную столовую не хочется.
— Но, госпожа Хорват, император распорядился, чтобы вы отужинали с ним в десять, — не без удивления отзывается голос Балога в селекторе. — Я говорил вам…
Неужели? Да какая разница.
— Точно. Спасибо, что напомнили. А где?
— На веранде турецкого дворика.
— Ясно. Тогда можете уже идти домой.
— Слушаюсь, госпожа Хорват.
Я заставляю себя переодеться к ужину — у себя в покоях, а не в раздевалке. Ах, да, раздевалка. Я хотела, чтобы её разделили, а то «волкам» приходится после смены заходить исключительно по очереди: сначала мальчики, потом девочки. Почему, спрашивается, нельзя сразу сделать удобно? Как нормальные занятия по рукопашному бою провести, так нравственность не позволяет. А как раздевалку нормальную сделать, то сами как-нибудь разберётесь со нравственностью. Как же я не люблю вампиров!
Наверное, назло Кристо я одеваюсь в своё единственное платье и даже втискиваюсь в туфли, цепляю серьги и подкрашиваю ресницы. Подумав, отрываю головку одной из волчьих лилий в вазе — видимо, это горничная поставила букет масляно-жёлтых, лучистых цветов на вторую тумбочку — и втыкаю стебелёк за ухо. Меня окутывает сильным и сладким запахом не хуже, чем от арабских духов. Лучше, пожалуй, духи Ловаш переносит с трудом, а цветы ещё туда-сюда.