Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей

– Риск – дело благородное. Так что, вперед! – строго отчеканила девица своему отражению. Иногда Анне казалось, что в ней живут два человека, которые никак не могут договориться между собой. Один из них был воплощением добродетели – трусливый и неуверенный, мешающий расправить крылья второму – азартному и отчаянному, жаждущему приключений авантюристу, не боящемуся ничего на свете. Мошеннице даже нравились эти внутренние баталии, они придавали ее существованию смысл и заставляли чувствовать биение собственного сердца.

Желтый парик, украденный в одном салоне мод и предназначенный для походов «на дело» девица спрятала в шляпной коробке. Золотистые волосы выглядели вполне натурально и едва доходили до плеч, а главное – в сочетании с косметическими средствами меняли ее лицо почти до неузнаваемости. Свои длинные русые волосы Анна аккуратно упаковывала под солнечный ореол, делающий ее совсем другим человеком. Платья, дополняющие образ расчетливой аферистки, хранились под периной на кровати. Хозяйка комнаты знала, что ее вещи время от времени бороздит не в меру любопытная служанка Лиза, которую официально называли помощницей по дому. Сердобольная прислужница матери получала от Анны небольшую сумму за то, чтобы вещи оставались лежать на своих местах.

– Трудно быть собакой? – уточнила Анна, поймав Лизу в своей спальне за несколько дней до неприятного происшествия за игорным столом. – Вынюхиваешь, выискиваешь… тебе бы тявкать, а не болтать – и цены не будет такой ищейке!

– Не старайтесь, Анна, вы меня не обидите, – зевая, произнесла проныра, так ничего и не отыскав. – Вы мне не заплатили за этот месяц, и пришлось возобновить проверки. И я приду сюда через несколько дней и снова все переверну вверх дном. А потом заставлю прийти Лидию Васильевну и внимательно изучить все вокруг. Она тебя хорошо знает и наверняка от ее зоркого взгляда не ускользнет что-нибудь подозрительное…

– Ты закончила? Я могу отдохнуть? Или чтобы шавка перестала тявкать, нужно действительно пригласить маменьку? Ведь как я понимаю, только ее приказам ты подчиняешься! – в голосе Анны сквозил холод. Она понимала, что узколобая, похожая на обезьяну Лиза не догадается добраться до укромных мест, в которых было чем поживиться, под старыми обоями почти под потолком аферистка сделала два тайника, в которых прятала свои сбережения.

– Здесь пахнет деньгами, – произнесла прислужница, улыбнувшись и обнажив свои пожелтевшие зубы. – Я хочу свою долю!

– Ты так со мной говоришь, будто мы – напарницы в преступных деяниях! Не забывайся и помни, кто ты есть! – злилась Анна. – Я пожалуюсь матери и…

– Что вы ей скажете? Откуда были деньги, которые я получала каждый месяц? Что тут спрятано? – затарахтела служанка, размахивая короткими ручками.

– Какие деньги? Не было никаких денег! И больше ничего не получишь. А платила я не из страха, наивная Лиза, а потому что после твоих визитов здесь пахнет так, словно сюда заходил умерший много дней назад пьяница-рыбак и чтобы уснуть, мне приходилось проветривать часами мою спальню.

Лизу задели обидные слова. Подбородок еще молодой девицы, отчаявшейся найти жениха, задрожал, а на глазах появились слезы. Она знала, что некрасива, и мечтала накопить денег, чтобы женить на себе какого-нибудь материально нуждающегося нестарого мужичка. В ее одинокой жизни не было места романтике, но она надеялась купить себе немного счастья, чтобы ощутить хотя бы имитацию любви. Пожаловаться на Анну прислужница не могла, она надеялась на возобновление выплат. Лиза ничего не знала об истинных доходах мошенницы и была приходящей – не жила в доме Лидии Васильевны, поэтому не имела возможности следить за подозреваемой по ночам. Анна осторожничала и со стороны выглядела весьма невинно, большую часть суток она была смиренной и безропотной дочерью своей матери. Казалось, после мытарств, выпавших на ее долю, не святая, но раскаявшаяся Анна смирилась с тем, что ее будни будут протекать подле Лидии Васильевны, тем самым она искупит бесконечную вину за прошлые ошибки. Родительница, измученная болезнью супруга, которому доктора пророчили скорую смерть, приняла заблудшее дитя обратно в свою жизнь, но поставила условие, что готова терпеть дочь в своем доме при полном повиновении.

Лидия Васильевна не без труда сумела смириться с позором, свалившимся на их благородное семейство после известия, что дочь-воровка бежала из святой обители с молодым самцом низшего сословия. И, несмотря на то, что при тщательном осмотре семейным врачом факт распутства не подтвердился, мать отметила, что грешить можно и в мыслях.

– Если бы твой отец был в добром здравии, не видать тебе моей милости! – процедила сквозь зубы Лидия Васильевна, рассматривая бледное осунувшееся лицо скиталицы.

– Я вынуждена была бежать, маменька, потому что чуть не умерла в монастыре! – произнесла Анна, не сдерживая слез и, продемонстрировав запястья, добавила: – Меня связывали, на моих руках шрамы от веревок… Я чуть не умерла в сыром подвале…