Туарег 2

– Слава богу, таких много! Но мы говорим об участниках. Энтузиазм – прекрасно. Однако ралли – это, прежде всего, огромные деньги. Мы превращаем добрую часть Африки в полигон для испытаний автомобилей, шин, масел – всего того, что связано с автомиром. Где еще найдешь такие условия… Нам платят, а мы обязаны поддерживать все это из года в год, потому что каждый год появляются новшества, требующие обкатки. Наша работа не всегда бывает чистой, но мне на это плевать. Важны результаты, и могу сказать, что эти результаты улучшаются из года в год.

– Ну что же, остается поверить, что в этом году судьба не повернется к нам задом по вине безумца-фашиста! Заметь, я не сказал – туарега. Пожалуй, я на его стороне.

– Безумец обычно бывает безобидным, а этот говнюк Милошевич, похоже, нет. – Клос налил себе воды, сделал большой глоток и продолжил: – Я тут Фаусетту докладную написал… Попросил его, чтобы он не дал Милошевичу сняться с ралли и исчезнуть. И в идеале все-таки надо сделать так, чтобы Милошевич, случайно или нет, столкнулся с этим Гаселем Сайяхом.

– Ты с ума сошел?! Знаешь же, чем это кончится!

– А что? Разве это не было бы отличным решением? Мы бы их свели, и пусть решают проблемы, как им заблагорассудится… Позавчера один мотоциклист потерял ногу в аварии… Никому не покажется странным, если в другой аварии кто-то потеряет руку. Всего лишь пунктик в статистике: погибших столько-то, пропавших столько-то, получивших ранения столько-то…

– Твой цинизм временами меня шокирует.

– Для меня это комплимент. Циник говорит вслух, о чем другие думают, но не решаются сказать.

– Тут ты прав, – улыбнулся египтянин.

– Ну вот видишь. Циниками не рождаются – это, если хочешь, антидот. Мне приходилось быть свидетелем многих автомобильных аварий, и меня всегда ужасала непринужденность, с какой медэксперт может курить, копошась во внутренностях мальчишки, который еще несколько часов назад пел и смеялся. Если бы я все принимал близко к сердцу, я бы уже давно сдулся. Но я, да, стал циником. Я работаю на то, чтобы все шестеренки нашего ралли крутились безотказно, и тут не до эмоций. Я убежден, что, если где-то допустить сбой, потом трудно будет все снова наладить.

– Тогда следи за тем, чтобы никто не подсыпал песку в мотор, песка здесь с избытком…

* * *

Гасель Сайях не испытывал страха, однако ощутил неприятное чувство пустоты в желудке. Короткое время полета показалось ему нескончаемым.

Нене Дюпре летел, как мог, низко – хотел потоком воздуха разметать песок со следами каравана, – отчего легкий вертолет болтало сильнее обычного.

Когда они наконец приземлились, он с улыбкой спросил у своего пассажира:

– Ну как?

– Слишком шумно.

– И это все?

– Не все, однако главное… – Судя по голосу, туарег улыбнулся. – Если хочешь подробностей, там, наверху, свежо, и пустыня выглядит несколько иначе.

– Тебе это не показалось удивительным?

– Ну, в некотором роде…

Было заметно, что Гасель предпочитает свернуть тему.

Они приступили к изнурительной разгрузке вертолета; груз переносили в тень одного из скальных выступов.

Закончив работу, присели рядом с канистрами и ящиками, открыли по банке «швепса» и разделили между собой пачку галет.

Туарег глазами показал на вертолет:

– Тебе пора возвращаться. Время бежит. Это у меня ничего не меняется.

– По-моему, будет лучше, если я подожду тебя и доставлю обратно к колодцу.

Гасель качнул головой:

– Нет. Мне надо забрать верблюдов. Но я не дурак, пойду в обход, чтобы не оставить следов.

– Все равно это безумие.

Через несколько минут они попрощались. Проводив глазами грохочущий вертолет, Гасель взвалил на плечи тяжелую канистру с водой и зашагал к пещере.

Спустя час вдалеке показалась массивная фигура Сулеймана, и вскоре они уже крепко обнимались. Сулейман настолько хорошо замаскировал вход в пещеру, что даже Гасель не сразу заметил его.

– Отлично, брат, – похвалил он, улыбнувшись. – Можно пройти в метре и не заметить. Но вот верблюды, которые пасутся в расщелине, нас выдают. Завтра я их уведу.

В пещере было прохладно, особенно после пекла снаружи. Темноту разгонял маленький костерок. Лейла и Аиша обрадовались появлению Гаселя. После расспросов о том, откуда появилась вода, Лейла озабоченно произнесла:

– Заложники ничего нам не сделали плохого, и получается несправедливо, что мы держим их со связанными руками. Они это очень плохо переносят…

– Но мы не можем их развязать, – нахмурился Гасель.

– Сынок, они страдают от жажды, они голодны и сильно подавлены. Европейцы не приспособлены к пустыне.

– Но, если мы их развяжем, они попытаются на нас напасть. Их шестеро, силы неравны.

– Да, я об этом думала, – призналась мать.

– Оставим как есть. Участвуя в гонках, они глотают пыль в тесном автомобиле. Уж как-нибудь проведут несколько дней со связанными руками, если хотят жить.

– Ты прав, брат, – поддержал его Сулейман. – Уж пусть лучше сдерут кожу на запястьях, чем получат пулю.

Гасель направился в угол пещеры, где сидели заложники. Опустился на корточки перед ними и обвел взглядом каждого. Затем ровным голосом произнес: