Туарег 2

Когда-то он пользовался успехом у женщин, и в это нетрудно было поверить, глядя в стального цвета глаза и слушая глубокий повелительный голос.

Сидя на потрепанном ковре – Турки испытывал к нему особую привязанность, так как на нем он молился Аллаху во время всей войны, – аменокал смотрел на Ахмеда Хабаха, который не спеша рассказывал о том, что произошло.

Хватило бы и трех предложений, но египтянин все говорил и говорил. Турки Ал-Айдиери выждал, когда самый младший из его внуков принесет ему новую чашку чаю, сделал несколько маленьких глотков, затем любезно спросил:

– Так ты закончил?

– Закончил… – подтвердил египтянин. – Вот такова ситуация, и мы просим вас поспособствовать ее решению.

– Ты полностью уверен, что говоришь о семье Гаселя Сайяха, Охотника?

– Да, конечно.

– Вот уже много лет я не получал никаких вестей о них… – покачал головой Турки. – Признаться, я даже подумывал, что многочисленным врагам удалось расправиться с ними. Рад, рад, что кровь самого мужественного из воинов нашего народа все еще не иссякла. Хотя жизнь, судя по твоему рассказу, обошлась с его потомками слишком жестоко.

– Да, так и есть.

– Да еще и воду им отравили в колодце, а колодец в пустыне – это все… Так ты пришел ко мне с просьбой, чтобы я вмешался в пользу того, кто совершил подобное варварство?

– Мне приказали это сделать.

– И ты согласился, хотя знал, что это предложение – все утрясти – идет в разрез с нашими древними обычаями. Почему?

– Такова моя обязанность…

– Тебе столько платят?

– Дело не в деньгах.

– Тогда в чем?

– В принципах, – вскинул голову египтянин. – Я представляю очень мощную организацию, которая связана с большинством средств массовой информации мира. Вы думаете, мне приятна мысль, что со дня на день все газеты, радио и телевидение на пяти континентах начнут верещать, что какая-то шайка диких туарегов собирается прикончить ни в чем не повинных европейцев только из-за того, что еще одному европейцу не позволили отрубить руку?

– Мое второе «почему» – с чего это тебя так волнует доброе имя туарегов?

– Потому, что они, как и я, мусульмане, и мне известно, что евреи и христиане используют малейшую возможность, чтобы обвинить нас, мусульман, в экстремизме. Я почти ежедневно ощущаю на себе презрение, смешанное с ненавистью, со стороны большинства европейцев. К мусульманам относятся с подозрением, а происшествия, подобные этому, только подбрасывают дров в огонь, который никогда не затухнет.

– Вернемся к твоему рассказу. Зачинщиками были не мусульмане-туареги, – сказал Турки, не меняя тона. – Сайяхи находились на своей территории, и вдруг кто-то вторгается с угрозами, да еще и воду отравляет.

– Никто не отрицает, чья это вина! – поспешил ответить египтянин. – Ни в малейшей степени! Речь идет о чрезмерности наказания.

– Так предписывает закон.

– Закон устарел. Мы живем в другие времена…

Аменокал остановил его движением руки и показал, чтобы Хабах взял газету, которая лежала на маленьком стеллаже.

– В другие времена, – повторил он. – Посмотри на заголовок передовицы. Итальянский суд только что приговорил к десяти годам тюрьмы пятерых боснийцев, которые развязали кровавую бойню в Ахмичи. Они убили сто шестнадцать мусульман, ограбили их дома, изнасиловали женщин, перерезали горло детям и выкололи глаза старикам. Через пять лет бандиты окажутся на свободе по условно-досрочному освобождению. – Старик глубоко вздохнул. – Если таковы законы нашего времени, я отказываюсь от них!

– Я полностью с вами согласен. Но в данном случае…

– Законы и обычаи туарегов появились задолго до возникновения Югославии, Боснии, Хорватии и значительного большинства европейских стран, – перебил египтянина Турки. – И они действуют с известной эффективностью, ибо каждый ребенок, как только научится ходить, знает, каковы его границы, что можно делать, а чего нельзя, и о чем вообще и думать немыслимо. А в «эти времена», на которые ты ссылаешься, законы являются настоящей галиматьей, любой интерпретирует их как хочет, творя беззаконие, подобно той бойне в Ахмичи. Убийцы, торговцы наркотиками, коррумпированные политики живут абсолютно свободно и даже становятся «зеркалом», в которое смотрит молодежь, только и думающая об успехе и легких деньгах… – Турки покрутил головой. – С моей точки зрения, это не способ решения дел. Это ведет к падению и развращению. Мой народ, может, и обречен на исчезновение, однако мы исчезнем с лица Земли, уважая себя и наставления наших предков.

– Как я понимаю, надеяться на вашу помощь бесполезно.

– Ты правильно понимаешь.

– В таком случае сожалею, ибо решение этого неприятного инцидента окажется затруднительным.

– Да, так и есть… – Турки Ал-Айдиери вдруг выпрямился и посмотрел в какую-то невидимую точку. – Я рад, что ты пришел. Эта беседа открыла мне глаза на одну из проблем, которая давно крутилась в моей голове, но, возможно, мой возраст мешал оценить ее настоящий размер.

– То есть?