– Волосы дыбом встают, – кивнул Шольц. – Добавь сюда проблему голода. Если бы не кучка миссионеров, большинство этих детей давно бы умерло.
– Почему ты мне это показываешь?
– Потому что автомобильные концерны, вложившие больше всех средств в проведение ралли, занимаются также производством оружия. Один из этих концернов специализируется на производстве мин, которые ежегодно убивают или калечат сотни, тысячи детей в Африке, да и во всем мире… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Пытаюсь.
– Тогда поясню еще кое-что. Я по национальности австриец, нас, австрийцев, долго обвиняли в том, что мы позволили прийти к власти фашистам. Говорили, что мы расисты, имея в виду холокост. Согласен, на нас лежит некая вина, но есть и другие европейские страны, которых можно обвинить в расизме, геноциде и далее по списку.
– Веское утверждение, – кивнул Дюпре.
– Оно отражает правду. Вы, французы, с вашим левым правительством, которым вы так гордитесь, с вашей любовью к свободе, равенству и братству, по идее, не должны были позволить своим соотечественникам проводить такие мероприятия, как это. Ведь инициаторами ралли были французы, это всем известно. А уж сколько денег тратится на это мероприятие…
– Согласен, ты прав, я уже давно об этом думаю.
– Подобная расточительность, при том, что родители изувеченных детей не могут заказать им протез или самое простое инвалидное кресло, при том, что мины и прочее оружие производят концерны, спонсирующие гонки, – это плевок в лицо тем, кто живет здесь.
– Мне никогда не приходило в голову посмотреть на все под этим углом.
– Ты не один такой, и я полагаю, настал час раскрыть глаза заблуждающимся. Мои коллеги пишут о ралли как о зрелищном шоу и в этом видят его достоинство. А я сразу вспоминаю Ювенала, который очень точно определил потребности толпы: «Хлеба и зрелищ!». Ралли – это не безобидное шоу, а что-то вроде «римского цирка», только вместо рычащих львов – автомобили, несущиеся на сумасшедшей скорости, а вместо гладиаторов – гонщики, рискующие своей жизнью и забирающие жизнь других, когда наезжают на кого-то. Бесчеловечная картинка, однако красочная и яркая, потому-то и собирает многомиллионную аудиторию. И все эти зрители не считают нужным задуматься над тем, что, наблюдая за гонками, выпускают наружу маленького фашиста в себе.
– Наверное, ты преувеличиваешь… – с грустной улыбкой произнес Нене Дюпре. – Но после стольких лет работы вынужден согласиться, что в твоих словах есть правда. – Он натянул на голову грязную капитанскую фуражку, которую всегда надевал в полетах. – Все начиналось как романтическое приключение, но со временем – постепенно – стало мутным дельцем, в котором каждый ищет свою выгоду.
На заре братья подняли верблюдов, чтобы перевезти воду и провиант в пещеру.
Навьючив животных и еще раз проверив, насколько хорошо закреплены грузы, они присели отдохнуть и перекусить принесенными с собой черствыми лепешками.
– Что будем делать теперь? – нарушив молчание, спросил Сулейман.
– Я все еще думаю…
– Мне кажется, выход, который предлагает этот юноша, самый разумный.
– Может быть… Однако это значит, что мы позволим чужакам решать наши проблемы.
– Но что другое мы можем сделать?
– Будем вести себя, как настоящие
– С тех пор как я себя помню, мы всегда вели себя как настоящие имохаги, и посмотри, где мы оказались. В мире, который находится за этой пустыней, все в той или иной степени зависят друг от друга. Может, настало время поучиться у них?
– Мне их мир не нравится, – едва слышно произнес Гасель.
– Вообще-то, мне тоже… – признался младший брат. – Но и то, как мы живем, мне тоже не нравится. Наши предки кочевали, занимаясь охотой и пастушеством, они были свободными, и они были бесспорными хозяевами пустыни. А мы… Бежав из города, мы долгие годы довольствовались жалким уголком, но и там нам спокойно не дали жить.
– Мы были и останемся туарегами, брат.
– Туарег, который вынужден скрываться, не является туарегом, он – никто. Знаешь, я давно уже мечтаю уйти отсюда, познакомиться с красивой девушкой, создать свою семью и раз и навсегда освободиться от тяжкой ноши быть сыном героя.
– Тебя никто не держит. Можешь уйти, когда захочешь.
– Но во мне течет кровь туарега… – Сулейман неотрывно смотрел на пустыню, раскинувшуюся перед ними в жарком мареве. – Грядут трудные времена, – наконец произнес он. – Я не знаю, как все закончится с заложниками, но маловероятно, что мы сможем жить, как прежде, у колодца. И что мы будем делать?
– «Воин, который теряется в раздумьях о том, что будет делать после баталии, – баталию проигрывает, а странник, теряющийся в раздумьях о том, что будет делать по окончании путешествия, никогда не придет к цели», – процитировал Гасель известное изречение жителей Сахары. – Сосредоточимся на том, что мы должны делать сейчас, а будущее – в руках Аллаха.