Туда, где кончается Лес

В этом лабиринте, там, куда ход нашли бы только я, мой отец и всезнающие птицы, глядящие на мир с высоты,

Стоит пьедестал, накрытый стеклянным колпаком.

Под тем колпаком — сокровище, ценней каких во всем свете нет,

Роза из бесценного металла,

Роза из настоящего золота.

Посмотрите на нее — и все иное померкнет.

Как-никак, это артефакт из сокровищницы настоящего колдуна, а уж они-то толк знают!

Я бы забрал эту розу, да боялся опоздать к нашему многоуважаемому доктору Генриху,

Обещавшему сделать меня своим первым учеником.

К счастью, я успел к тому мигу, когда он, непрерывно смотревший на карманные часы,

Собирался уже передумать и разорвать фартуки такие,

Какие обычно носит какой-нибудь подмастерье.

Я успел, успел!

Ну а чего вы еще ожидали от ловкача де Рейва?

Доктор Ф вручил мне фартук и нарукавники,

Объяснил, как ухаживать за заспиртованными змеями и ящерицами,

Запретил с рук кормить чучело крокодила

И принимать визитеров в любую ночь, кроме той, когда на небе горит полная Луна.

Я нашел в его палатке двери, которые вели в другие миры,

Фонтаны с кипящей кровью,

Кадки с деревьями, дававшими плоды из чистого серебра,

Зашторенную нишу с решеткой, всю забитую скелетами,

Да спрятанный под ковром люк в погреб,

Где хранятся лекарства, сушеные розы и емкости с формалином,

Содержащие странных существ и жен доктора-вдовца.

И было все замечательно, пока господин Генрих не увидел,

Что я расхаживаю по его владениям в грязной обуви,

И не погнал меня веником прочь!

С тех пор вести дела с любыми докторами я зарекся,

То же самое рекомендую вам и всем своим несуществующим потомкам.

Отбросил де Рейв, смеясь звонко, лютню,

Задевшую стол доктора Ф. и завалившую его.

Стал юноша, облаченный в черное, плясать с горожанами,

Слушавшими долгую песнь паяца о пережитых приключениях и пройденных тернистых путях.

Аплодировали они, задавая темп танцу,

И венчали рассказчика весенними венками с разноцветными лентами.

Взмыли в воздух лоскутными парусами

Платки и шарфы приезжих танцовщиц и местных красавиц.

Зарычал доктор Ф и свел густые рыжие брови.

Он потер указательный палец о большой,

Собирая побольше крохотных фиолетовых искорок,

И выпустил энергетический заряд в две подаренных де Рейву карты.

Молнии, дым и ветер оживили и заставили сойти с бумаги две фигуры:

Приговоренную к виселице и Заклейменную.

Узоры из рун и иноземных заклинаний стали их шрамами и ранами,

Серебристое тиснение отдало свой блеск глазам двух сестер.

Удушающие питоны, написанные художником, порванными веревками поползли по рукам и шеям.

И рассеялся миг счастья певца де Рейва

Вместе со звоном скрещенных лезвий и тающим откликом задетой струны лютни.

Заклейменная: А вот и проныра де Рейв!

Все-таки жив. Топи или не топи его в закрытом колодце…

Де Рейв: Кто? Где это?

И глаза его, в которых закрутились хороводом искорки,

Стали выискивать упомянутого де Рейва в толпе,

Толкать Приговоренную и Заклейменную, чтобы лучше его разглядеть.

Лишь когда одна из девиц подняла лютню, и инструмент замер над головой паяца,

Тот, чувствуя, как шероховатое дерево укалывает его шею,

Прекратил шутки и пригнулся, чтобы отойти, обернуться и поприветствовать дам поклоном,

Отчего лютня ударила по носу девушку, подходившую с другой стороны, чтобы поймать оглушенного юнца.