Тульские метки

– Поясняю технику экзамена. Все вопросы, что будут в билетах, я вам дал, и вы их знаете уже наизусть. Хорошо чтобы сдать надо не только знать предмет, но и знать, – а это главное, что любит наша уважаемая госкомиссия – отвечать бойко даже и тогда, когда говорите не то. Не робеть! Я вас пойму, а комиссия не станет вмешиваться: она не будет вас слушать. Она тогда обратит внимание на вас, когда вы начнёте мычать или вообще в конфузном аврале заглохнете. А говорить можно что? Вы же журналисты. Должны сориентироваться. В комиссии десять человек. Не волнуйтесь. Их будет не более трёх. Да и те… Кто выйдет попить… Кто, вспомнив наказ жены, – нечего попусту терять время! – дунет по магазинам с авоськой в кармане… Дополнительные вопросы? Их любит задавать начальство. Если оно нагрянет из горкома или из обкома, не волнуйтесь. Вопросы слушайте внимательно – начальство надо уважать! – а отвечать не обязательно. Если вопрос для вас неожиданный – я это сразу увижу по вас, – я скажу, что вопрос не по теме, и удар будет отведён. Не переживайте. Сейчас шесть часов вечера. Идите покушайте и отправляйтесь к своим любимым. На экзамен только со свежей головой! До встречи!

До завтра, милый профессор!

Ну, люди мы послушные. Куда нас посылали, мы туда и пошли. К себе в компанию я подбил Колюнчика Удода.

Моя знакомка Голошапкина уверяла, что я нашёл прекрасного парня для её подруги, и просила подыскать ещё одного такой же масти для её второй подруги, которая живёт в Тихорецке.

– Что я, сват на весь юг России?!

28 мая Яйца в шляпе

Три тридцать утра.

Стук в окно, властный голос:

– Петро, подымайсь! Поехали!

Щупленький казачок Петро сел на койке. Глядя с тоской на безмятежно спящих вокруг, гортанно завопил:

– Все бляди городские спят, а ты, честняга колхозник, один вставай! Во-о жизня! Только подумай… Все спят, а ты вставай! А отчего не наоборот? Отчего?! – в отчаянии выкрикнул он пропитым фальцетом.

Все проснулись.

Началась дискуссия, кто должен идти. Пришли к одному выводу: идти тому, кому надо.

Недовольный Петро заерепенился ещё круче:

– Зашибають нашего брата. Вскакуй в три и беги. А горожанин проснётся тольке в девять! Через шесть часов! Наденет шляпу и пошёл крутить яйцами!

Из дальнего угла шумнул университетский дипломник.

– А почему ты ничего не делал, чтобы и ты мог крутить яйцами в шляпе? Думаешь, это легко даётся? У меня вон не осталось ни одной волосинки! – Дипломник повыше поднял голову, представил для всеобщего обозрения голый череп. – И желудок испорчен! Хоть вырежь да собакам брось!

– Неубедительно! Брешешь, зараза! По глазам вижу!

Поднялся кацо:

– Слюши! Даи спат!

– А-а, кацо! Я тебе сейчас дам… С кроватью выброшу в форточку и поеду!

Вошёл живший в номере на одного начальник казачка:

– Ну что?

– Иван Митрович, я сейчас, сейчас, сейчас!.. Тут Кацо Мандариныч слегка недовольны…

– А-а… Ему спешить некуда.

Начальник ушёл, и Петро рявкнул:

– Раз я не буду спать, то и вы не будете! Ну-ка все проснулись! Все, все, все! Кто ещё спит? Скоренько а ну отзовись!!! Не молчи же!..

Все в комнате с энтузиазмом, с каким в семнадцатом тёмной ночкой брали Зимний, готовы были ринуться на Петра.

Я встал в пять и до десяти просмотрел весь учебник истории.

На двери кафедры журналистики, где шёл экзамен, в уголке сиротливо бледнела цифра 26, выведенная карандашом. Это сигнал, предупреждение: никто не трогай этот билет. Его могу взять только я!

Вчера сдавала первая группа.

Я попросил Гришу-одессита с рассечённой губой на обороте его билета поставить по углам точки карандашом. Гриша это добросовестно сделал. Я могу идти на свидание со своим билетом.

Тут ко мне подбежал Колюня Удод. Вчера он не знал ни одного вопроса по своему билету. Ему передали шпаргалку из комитета спасения «Дело утопающего – не его личное дело, а наше общее!» Ещё этот комитет называют и так: «Вперёд, комсомольцы!», «Кинь другу свой круг!»

Колюне вчера кинули и он выплыл на пятёрку.

Сейчас он совал мне от имени комитета шпору для Микоры.

Этот дистрофан[69] мне крайне неприятен. Он метит на красный диплом. Пожалуйста! Только честно! Он же бегал к рецензентам домой с бутылками коньяка, выбивал себе пятаки.

Микора военный. Стройный, подтянутый, высокий. Честь и хвала! Только вот куда денешь его бутылочные набеги на неустойчивых преподов?

Микора вносил знамя на двадцатом съезде Украины. Избран на пятнадцатый съезд комсомола страны.

И что?

Мне со знамёнами не мотаться по съездам.

Но и со шпорами тож.

И я не пошёл к своему билету. Чуть позже пойду, лишь бы ничто не связывало меня с Микорой.

Прошло человека три. Потом пошёл и я.

Вот он, мой роднулечка, с точками по углам! Пятёрка верная!

Мне стало стыдно.

«Неужели я Микора? Неужели я такой тупарь?»

Я брезгливо отвернулся от билетов и наугад взял, какой подбежал под руку.

Восемнадцатый!

Говорил о фракции большевиков в Четвёртой Думе и об очередных задачах Советской власти.

В клюве вынес четвёрку.

Выхожу. Под дверью Каменскому подносит спичку Полябин. Рука трясётся. Хоть балалайку подставляй.

Ему идти сдавать.

7 июня Последний экзамен