Туман

Валентин, действительно, был слегка шокирован, но не количеством сказанного незнакомкой (своеобразный конспект услышанного он прилежно и чётко уже держал в своей памяти), а заворожён он был в целом её речью и голосом. Он готов был бесконечно слушать её, не перебивая.

– Вот уже третий день, я настраиваю себя к любым неожиданностям, – собрался он, наконец, – но каждый раз, когда захожу в туман, словно ребёнок, поражаюсь новыми сюрпризами и цепенею. Простите, меня за это. Я, конечно же, попробую принять ваше предложение, но боюсь, что как игрок я вас разочарую.

– А это мы сейчас и проверим, – озорно предупредила она и уже томным голосом попросила: – Всмотритесь, Валентин. Всмотритесь внимательно в меня, мой нерешительный кавалер, и попробуйте познать меня как женщину на этом небольшом расстоянии. Не стесняйтесь, используйте разные догадки, но узнайте же, наконец, кто я такая. Вы почувствуете, обязательно после почувствуете, что, размышляя о женщине, вы невольно познаёте и себя. Присмотритесь, какая я сейчас эгоистичная фурия и сгораю до безумия в своей страсти, которая, на самом деле, давно перегорела, а я бешусь в агонии на её пепле.

И вдруг, волосы незнакомки, непонятно, когда и каким образом, окрасились в чёрный, как смоль, цвет и стали ещё более волнистыми. Рука её уже облачилась в чёрную длинную перчатку и прижалась к груди. Сдавленным шёпотом она спросила:

– Вы слышите? Вы слышите этот могучий грохот, который растопчет сейчас мои страдания?

Совсем близко, вроде как сразу за домом, прогудел пронзительный сигнал паровоза. Мраморный пол беседки задрожал, и послышалось хищное шипение тормозной системы. И ещё один гудок прозвучал почти над беседкой, да, так громко, что Валентин испуганно вздрогнул и схватился руками за дубовую лавку.

– Извините, Валентин Владимирович, немного не по классическому сюжету, но я люблю импровизировать, – с печальной усмешкой сказала незнакомка и продолжила говорить в театральной манере: – Это призыв к успокоению. …Сейчас меня не станет. Но я успею укорить любовь, за предательство, …за то, что она не предупредила меня о своей плавной бесконечности, и я сгораю ей назло. …Назло мужчине, с охлаждёнными ко мне чувствами, …или он продолжает любить меня, но уже без той страсти, которая мне необходима. Он испугался…, не понял меня и остыл. Ну, тогда хочу остыть и я, …и, прежде всего, от своих мук.

Валентин напряжённо следил за ней, но при этом, преобразившаяся в известную героиню женщина, оставалась неподвижной. Весь драматизм она доносила голосом, без единого жеста и только волнительно дрожали её манящие волосы, скрывающие лицо. Под впечатлением её короткого монолога, Егоров невольно испытывал какую-то непонятную озадаченность, похожую на вину или, скорее, на причастность к трагической судьбе, всего лишь персонажа, придуманного великим писателем. Возможно, что так повлиял на него явственный живой образ, очаровавший его глаза, и он твёрдо себе наметил, что в ближайшее время перечитает роман Толстого. Но за этими внутренними переживаниями Валентин не заметил, как дама превратилась уже в другую героиню. Волосы её значительно посветлели и почти выпрямились, лишь с краю остался кокетливый длинный волнистый локон, а тёмное платье чудным образом сменилось на серебристый заячий полушубок, из-под которого до самого пола спадала голубая широкая юбка. Когда женщина вновь заговорила, то в голосе её уже не было надрывной хрипотцы, а присутствовала нежная обида.

– Если бы я умела проклинать, то в первую очередь я прокляла бы своё воспитание. …Но, опять я заблуждаюсь, и несправедливо укоряю в своей робости родителей и няню. Зачем Бог наделяет нас чувствами, но не даёт возможности их выплеснуть? Однажды я вспыхнула, но даже не Бог, а сама любовь посмеялась надо мной. Ну, скажите, Валентин, как возможно запретить разразиться весенней грозе? Хотя, некоторые люди считают, что это природное явление неуместное к данному времени года. И, увы, я словно удовлетворяю их мнение, и могу пролиться на майскую просыпающуюся зелень скромным дождиком, а настоящая гроза так и остаётся во мне, и она постепенно ослабевает, тает и отплывает в прошлое закопченной тучкой без всякой радуги.

Где-то возле дома прозвучал громкий хлопок, и Валентин вздрогнул, высматривая у подъездов возможную причину этого звука. Тут же запахло чем-то едким и палёным.