Николай выступает вперёд, понимая, что некоторое преимущество сейчас на стороне милинов. Последним из дальней машины с черными блестящими от капелек дождя боками выходит Дима Мойова. Светлый плащ, статная фигура, как всегда, надменный взгляд того, у кого перевес то ли в силе, то ли во власти.
Если про Николая говорили «каменное сердце», то о Диме ходили слухи, как о ледяной глыбе или айсберге без каких-либо эмоций и даже некоторой склонностью к жестокости. Правда, Аманда всегда считала, что это обратная сторона исполнительности. С той только разницей, что всё время казалось, что Дима ищет выгоду для себя и предан только самому себе.
На просторной площадке с редкими пятнами фонарей натянутые струны вежливости и магии. Баланс и равновесие.
Остановившись между светом от двух фар, Дима перекрикивает шум ливня:
— Добрый вечер! Как-то вас здесь слишком много.
— Дела, знаешь ли. С чем пожаловал?
— Вы нарушили новое распоряжение Управления по ограничению сбора стражей в одном месте.
— А с каких пор Бюро занимается выполнением распоряжений Управления?
— Так мы тоже следим за порядком, — улыбается Дима, а за его спиной слышатся довольные смешки. — А это здание находится под нашим наблюдением.
Действительно, именно Аманда рассказала про него когда-то Николаю, но говорила, что это всего лишь её увлечение — разведка по Москве заброшенных зданий и проверка, нет ли где-то сбора разных магических банд, промышляющих незаконными делишками.
— Здесь дела Службы, — с нажимом отвечает Николай, внимательно наблюдая за Димой. То ли он специально им палки в колёса вставляет, то ли просто наслаждается выделенной властью. — И там, в стенах, столько теней, что под ними может быть погребен весь город. Дайте нам спокойно выполнять свою работу.
— А с чего бы? Вы же не подчиняетесь ни Бюро, ни Управлению. Сами по себе, правда? Тени нападут — это будет на вашей совести, что не справились. Но — так и быть — сегодня никаких арестов. Буду ждать завтра. Давайте там же, что ли. В клубе. У Сары отличные коктейли.
Николай бросает короткий взгляд на Кирилла, от всего сердца надеясь, что его выдержки хватит сейчас не сорваться тем или иным образом, но тот лишь молчит, сложив руки на груди.
Среди милинов слышатся бросаемые с вызовом словечки от простого «трусы» до более оскорбительного «ублюдки теней». Глупо и совершенно низко, но Николай ощущает за спиной ворчание — даже не слов, а движений, искрящей магии, вскинутых средних пальцев с явным посылом идти куда подальше.
Он оборачивается и медленно обводит всех стражей взглядом, находит поддержку в коротком кивке Яны, выступившей чуть вперёд. Не сейчас. Только не сейчас — и это не мягкая просьба, это безмолвный приказ, приправленный ощутимым потоком магии, который понятен почти каждому.
И только по очереди, как в жесте непримиримого духа и воли, зажигаются языки пламени в их руках вопреки проливному дождю, освещая неприятные ухмылки на лицах стражей, отражаясь красноватым светом на мокрой коже курток и перчаток. Пусть всего на несколько мгновений.
По-своему гордые, свободолюбивые и яростные, потому что слабых здесь просто нет.
И на миг Николай замечает, как замирает Дима перед тем, как залезть в машину, словно в оцепенении или осознании, какой улей он сейчас ворошит.
— Быстро, — кидает Кирилл и бросается к своей машине. — Это наш шанс.
— О чём ты?
— Коля, просто сядь в машину!
Озадаченный и удивленный Николай занимает переднее сиденье, успев расправить складки пальто, которое теперь пахнет мокрой шерстью. Он немного задрог, пока стоял под ливнем, так что теперь с удовольствием греется огоньком в руках и разгоняет по венам сухой жар. Простуда сейчас точно лишняя.
По лобовому стеклу шуршат дворники, разметывая струи дождя, тут же собирающиеся снова перед ним.
Тем временем машины милинов с рёвом двигателей и яркими фарами выруливают в сторону широкого проспекта, но Кирилл смотрит не на них, а чуть в сторону — в тёмный проулок между зданиями, куда свернул Дима.
— Ты же не хочешь сказать, что мы займёмся слежкой? — догадывается Николай.
— Я знаю Диму не только по досье, которое достал Даня. У него есть одна слабость — быстрая езда в дождь, отец рассказывал. Как и о многом другом. И я готов поспорить, что здесь он оказался не просто по делам Бюро. Пусть дождь на руку милинам, но ночь и тени — это то, с чем умеем иметь дело.
— То есть мы сейчас будем гнать по мокрым дорогам на большой скорости неизвестно куда?
— Отличный план же!
— Почему он мне тогда так не нравится?
— Просто пристегнись.
***
Ночь пахнет дождём и сырой землёй, а ещё скоростью и дурманом. Словно сквозь огни города, брызги от шин, перестук поздних электричек и треск запоздалых троллейбусов, неон и биты музыки клубов пробивается древняя магия четырёх стихий.
Фары потушены вопреки всем правилам, и машина сейчас не механическое средство передвижения, а мощный зверь. Весь мир немного искажается — и Кириллу слышны в отдалении звуки тамбурина, стук барабанов, гул костров, окропленных кровью жрецов.