Николай стремительно отступает обратно в открытую печать, пытаясь успокоить рьяно бьющееся сердце, которое, кажется, сейчас заполнено вновь вспыхнувшей застарелой болью. Порой сковырнутые раны болят куда сильнее свежих порезов.
С какого момента это всё стало чей-то хитрой задумкой? Когда цепочка событий привела к тому, что он сейчас на краю внутренней бездны и мрака, когда хочется прямо сейчас размазать обоих магов по стене и буквально выпытать все ответы?
Кира может быть жива! Эта мысль бьёт набатом, застилая разум и здравый смысл. Если даже и нет… то, что ей пришлось вынести? Что эти твари сделали с ней?
Мысли, как ошалевшие, уже просчитывают варианты, строят догадки. Во что бы то ни стало он вырвет Киру из лап этих уродов, запоздало спасёт, если это ещё возможно. Или отомстит за её мучения и гибель.
Но даже сейчас Николай понимает, что риск слишком велик — они не знают всех возможностей Димы и Сони, к тому же, те явно не одни. И куда важнее информация, которой все ещё слишком мало.
Он даже не осознаёт, как Кирилл быстро выталкивает его на улицу в холод осени под свод проклятой арки и к машине подальше от бара, липких воспоминаний и назойливых вздохов прошлого.
Сейчас ливня нет, но брюки всё ещё липнут к коже от влаги, а пальто кажется сырым и холодным, зато свежесть ночи поздней осени, когда не стоит доверять случайным огням за углом, остужает мысли.
Очнувшись как от проклятия или колдовства, Николай берёт себя в руки и успевает мягко прикрыть дверцу машины за миг до того, как из арки появляется точёная фигурка Сони. Замерев на мгновение, чтобы прикурить сигарету, она тут же торопится к подъехавшему жёлтому такси.
И тоскливым мыслям вторит шорох шин их машины — теперь уже без какой-либо слежки.
Просто домой — или хотя бы в тепло.
***
— Сюзанна просит купить продуктов, — с толикой вины озвучивает Кирилл новое сообщение, когда они уже почти подъезжают к её дому. — По крайней мере, если мы всем табором снова собираемся у них. Да, и про табор — это её слова. Впрочем, девочки всё равно у них.
— Напиши, что я уже заказал доставку завтра на утро, — Николай отвечает с напускным безразличием. — Если чего-то не будет хватать, пусть скажет.
Конечно, он замечает встревоженный взгляд Кирилла, но не готов сейчас что-либо обсуждать.
Уже от входа в квартиру оба ощущают пряный запах глинтвейна с горечью корки апельсина, жгучей корицей и яблочным духом, а с кухни звучат фолковые переливы Blackmore’s Night.
Сюзанна в облаке ярких этнических узоров и лёгких завихрениях воздуха похожа чем-то на птицу, а лёгкая шаль с крыльями усиливает сходство.
На широких подоконниках зажжены свечи в красных яблоках и расставлены пузатые оранжевые и белые тыквы, на которых вскоре появятся ухмылки и пустые глазницы, подсвеченные живым огнём.
Кристина, которая Николаю кажется едва ли не по-детски юной, с искренней радостью бросается на шею к Кириллу, вжимается в него, и он чуть криво улыбается, забыв, как это можно делать по-другому. Воздвигший столько границ вокруг себя два года назад, он сейчас постепенно их опускает, позволяя себе немного расслабиться. И даже уже не прячет под рукавом почерневшую шершавую кожу.
Николай уверен — тень ещё потребует свою плату, захочет подчинить волю и разум. Но теперь он никогда не вонзит кинжал в того, кто стал ему братом по крови. Они найдут способ победить самую страшную тьму. Главное, вместе.
Полусонный Саша, слегка сползший на стуле, даже сейчас улыбается и немного жмурится на яркий для него свет ламп под потолком. Уставший и всё ещё бледный, но, как и все они, не готовый отступить перед опасностями. Он притворно ворчит, когда Сюзанна мягко напоминает, что надо бы поспать, но всё-таки ставит перед ним глиняную кружку с глинтвейном.
Лизы нет.
Николай даже не удивлён, скорее, это вполне ожидаемо.
— Держи, — Сюзанна подаёт ему его порцию, и в бурой жидкости с ароматным паром плавают звёздочки аниса. — Не печалься. Дни скорби ещё впереди, но и за ними есть свет.
— Не очень обнадёживает.
— Просто ты не готов опираться на надежду. Не она тебе нужна. Хочешь кусок пирога? С яблоками, надо же куда-то девать осенний урожай.
Она продолжает говорить что-то ещё. По окнам немного печально стучит вновь занявшийся дождь, и сейчас от этого звука становится только уютнее.
Это непривычно. Николай даже ощущает себя неловко, словно ему позволили сейчас заглянуть в какой-то иной мир, а не тот, что пронизан холодом, вечной борьбой и сырым ливнем.
И сейчас он даже может понять Сашу, который вечер за вечером возвращается вот в такое тепло.
Глинтвейн на вкус отдаёт медовой сладостью, запоздавшими дарами осени и снами, которые несут в себе только покой.
Неслышно Николай исчезает в гостиной, ставит кружку на мраморный подоконник и смотрит в дождливую ночь. Рядом мерно мерцает одна-единственная свечка, от которой тянет травами. Наверняка тоже отгоняет зло, по крайней мере, Сюзанна в это верит.
Ему казалось, стоит доехать до дома, и он рухнет спать, а теперь сон не идёт. Он думает о Кире, о том, что вынесла его сестра и где она сейчас.