Жара немилосердно давала о себе знать, и спустя полчаса Луиза уже не могла думать ни о чем другом. Ужасно хотелось пить. Пот непрерывно струился по лицу, теряясь в волосах, пропитывая одежду. Хотелось раздеться. Она осторожно сняла туфли и чулки и облегченно вытянула ноги, пошевелив пальчиками. Но тут же спрятала их под юбку, заслышав чьи-то шаги. Это оказался хриплый. Заглянув внутрь, для чего ему пришлось согнуться в три погибели, он протянул бутылку и кусок хлеба, в котором она узнала хлеб из «Тризона», что ей дала в дорогу Франческа.
— Держи, ешь. — Он положил хлеб на пол и поставил бутылку рядом. — Воды мало, пей не спеша.
Мужчина сел у входа и достал большой нож, красноречиво проведя по нему большим пальцем. Луиза сглотнула и, подтянув к себе хлеб и воду, поднесла бутылку к губам. Вода была теплой и немного затхлой, но пить хотелось неимоверно. Заставив себя остановиться и не выпить все сразу, она осторожно отщипнула кусочек хлеба и с трудом запихнула его в себя. Есть не хотелось. Было страшно. Очень страшно. Она не могла отвести взгляд от ножа, который глянцево поблескивал в свете пробивающегося сквозь ветки солнца. Лодка неспешно скользила по коричневой реке, рассекая цветущую ряску, оставляя за собой след. Луиза подумала, что по этому следу можно было бы их найти, если бы ряска не смыкалась за бортами, стоило лодке пройти чуть дальше.
Хотелось плакать. Луиза понимала, что сейчас при этом огромном мужчине она просто не может показать свою слабость, но слезы предательски заблестели на глазах, размывая все вокруг. Она тихонько всхлипнула, прижав руку ко рту. Мужчина обернулся на звук и понятливо ухмыльнулся:
— Боишься? Правильно делаешь. Не будь на то приказа, я бы давно вскрыл тебе живот и смотрел бы, как ты любуешься на свои кишки, медленно испуская дух… Как это сделал с моей женой хозяин поместья, в которое ты ездила отдохнуть.
Он злобно сверкнул глазами и, резко подавшись вперед, опираясь на руку, почти столкнулся нос к носу с Луизой.
— Я ненавижу тебя, маленькая белая мразь! Ненавижу твою бледную кожу и светлые глаза. С удовольствием выколол бы их и скормил тебе! Хотя почему бы и нет? Я осторожно вытащу глазик, никто и не заметит.
Ледяная улыбка заставила Луизу похолодеть и забиться в угол, стараясь отодвинуться как можно дальше. Язык прилип к небу, а крик так и замер в горле, где бешено колотилось сердце.
— Коджо! — Яростный окрик заставил того вжать голову в плечи и испугано отпрянуть, оглядываясь.
К ним спешил Гакэру, смешно надувая щеки и переваливаясь с ноги на ногу. Но Луизе при взгляде на него смеяться совершенно не хотелось. Глаза добродушного толстяка светились ледяной злобой, ноздри широкого курносого носа гневно раздувались. Подскочив к сжавшемуся разбойнику, он толкнул его, не сильно, это было видно, но тот отлетел к борту, даже не думая защищаться. Мощный удар в челюсть заставил его дернуться, ударяясь головой о дерево обшивки. Из уголка рта мгновенно показалась кровь и тонким ручейком побежала к подбородку. Зло бросив что-то на незнакомом языке, Гакэру обернулся и заглянул в каморку, обеспокоенно осматривая Луизу быстрым взглядом.
— Все в порядке? — голос лучился искренней заботой. Луиза смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах решить, кого теперь боится больше: открытого, понятного в своей злости Коджо или добродушного с виду, но такого опасного Гакэру. Помотав головой, она застыла, боясь пошевелиться.
— Он больше не будет тебя беспокоить, — улыбнулся толстяк и, бросив напоследок что-то Коджо, неспешно пошел к мостику, насвистывая что-то непонятное. Коджо проводил его тяжелым взглядом, стер кровь, поднялся и, не глядя в сторону Луизы, побрел на корму. Луиза судорожно вздохнула, обхватив себя руками, и, уткнувшись носом в колени, закусила платье, стискивая ткань во рту. Крепко, до боли. Только бы не заплакать. Только бы не заплакать.
Дни тянулись невыносимо медленно. Влажный густой воздух не давал вдохнуть полной грудью, Луизе казалось, что она задыхается. Платье прилипло к телу, по спине под корсетом непрерывно стекали липкие ручейки пота. Волосы облепили голову, хотелось запустить в них руки и встряхнуть, но она боялась, что потом не сможет их собрать и станет только хуже. Со временем страх прошел, сменившись любопытством, и в одно утро Луиза осмелилась снова выглянуть из своей каморки, с радостью заметив Алудо, скорчившуюся на носу лодки, пряча лицо в спутанных жестких волосах. Коджо и Гакэру что-то обсуждали вполголоса, склонившись над листком бумаги, вероятно картой. А третий похититель стоял на мостике, лениво держа штурвал.
Лодка скользила по течению, парус ставить никто не спешил. Он бы только мешал, затрудняя движение. Низкие ветки в некоторых местах касались воды, а в середине узкого русла смыкались над головами, практически не пропуская солнечный свет. Воздух гудел от крыльев тысяч мелких насекомых, садившихся на руки, лицо, плечи. Время от времени справа и слева что-то неспешно плюхало: очередная огромная туша сползала в теплую воду, лениво шевеля длинным хвостом.