Туман Луизианы

Он отошел к реке, а Луиза, откинувшись на ствол дерева, блаженно прикрыла глаза. Легкий ветерок обдувал влажное тело, и ей было почти хорошо. А если отрешиться от боли в ногах, можно представить, что она в поместье, сидит в гостиной и ждет, когда ей принесут прохладный лимонад…

— Сейчас может щипать. — Голос Томаса выдернул из сладких грез, заставляя стиснуть зубы, когда на ноги полилась вода. Смыв кровь и грязь, Уоррингтон положил ее ступни себе на ноги и проговорил как можно более серьезно:

— Луиза, у вас же есть нижняя юбка?

— Что? — Луиза покраснела, ища подвох в его словах. — Есть, конечно, но зачем вам…

— Бинтов у меня нет. Придется обходиться подручными средствами. Думаю, материал, из которого сшита нижняя юбка, подойдет больше, чем ткань вашего платья. К тому же низ слишком грязный, его нельзя использовать для перевязки. Вы позволите?

Он вопросительно смотрел на нее, ожидая разрешения, и Луизе ничего не оставалось, кроме как кивнуть и зажмуриться. Ног коснулся легкий ветерок, а потом… Она с трудом заставила себя не дернуться, почувствовав невесомое касание кончиков его пальцев к ноге почти под коленом. Раздался треск, и Луиза, не выдержав, открыла глаза, глядя на то, как ловко расправляется с ее батистовой юбкой мистер Уоррингтон. Оторвав большой кусок ткани и обнажив ее ноги по колено, он рвал юбку на широкие полосы, отбрасывая в сторону грязный подол, а платье задралось еще выше, сбившись в лимонно-серую кучу. Луиза вцепилась в него, подавляя желание набросить ткань на ноги, подтянув их к себе. Но Томас уже закончил и теперь, осторожно взяв в руку ее маленькую ступню, методично наматывал на нее ткань, обхватывая тонкую лодыжку. Когда и со второй ногой было покончено, он переложил ее ноги на землю и поднялся. Луиза спешно набросила платье и взглянула на него снизу вверх.

— Спасибо.

— Должно помочь, но я не уверен. — Томас выглядел озабоченно. — Я разведу костер, сегодня уже никуда не пойдем. А завтра вы пообещаете мне, что не будете молчать, когда почувствуете усталость или боль. Вы меня поняли? — Он строго посмотрел на Луизу, и та поспешно кивнула.

Томас скрылся в зарослях, и Луиза, расслабленно выдохнув, прикрыла глаза. Сон сморил ее незаметно, и когда она в следующий раз открыла глаза, солнце уже скрылось за верхушками деревьев, погружая лес в мягкие сумерки. На полянке весело трещал небольшой костерок, а над ним поджаривались две небольшие тушки, по виду напоминавшие птиц. Томас сидел неподалеку, разложив на отрезе ткани пистолет, небольшой шомпол, предметы непонятного для Луизы назначения, внимательно прочищая дуло одного из двух пистолетов.

— Выспались? — он кивнул на жарящиеся тушки. — Скоро будем ужинать.

В животе у Луизы громко заурчало, и она, стремительно покраснев, вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Полчаса спустя они аппетитно хрустели мелкими косточками, не обращая внимания на капающий на землю горячий сок.

— Очень вкусно, — похвалила Луиза, откладывая в сторону то, что осталось от тушки. — Где вы научились?

— Жарить птицу? — вскинул брови Томас. — Еще в детстве. Приют, в котором я жил, стоял на берегу реки, и мы с друзьями частенько сбегали и ловили одну-двух диких уток. Когда хочешь есть, и не такому научишься.

— Вы голодали? — пришло время удивиться Луизе. — Но ведь в приютах хорошо кормят. Я знаю, я не раз приезжала в подобные заведения в Лондоне.

— И вам показывали хорошо одетых детей с розовыми щечками и голубыми глазками? — с горечью проговорил Томас, пошевелив угли в костре. — А в это время остальные, те, кто не подошел по внешности, сидели в тесных каморках под присмотром строгой сестры, боясь издать хоть один звук. А детки, милые, прелестные детки, давились вкусной едой, думая о тех, кто даже попробовать ее не сможет.

— Это неправда! — возмутилась Луиза. — Все дети всегда были счастливы и довольны! И никто никогда не жаловался на монахинь и сестер милосердия!

— Попробовали бы они, — хмыкнул Томас. — Десять розг — и дело с концом. У монахинь разговор короткий.

— Но ведь это бесчеловечно, — прошептала Луиза. — И вы… Вы тоже были в их числе? Голодали? Вас били?

— В их числе? О, нет. Я для них был слишком хорош, — иронично бросил Томас. — Меня выводили в числе первых, показывая прекрасным дамам, что приезжали в наш приют. Хвалили, кормили сладостями и тискали за щеки. Как же я ненавидел это показное благонравие! — Он поднял на нее глаза, и Луиза невольно вздрогнула, разглядев в прозрачном стальном взгляде застарелую боль. — Я был маленьким мальчиком, мечтавшим о доме, а меня выставляли на показ, будто уродца на рынке. Потом дамы уезжали, рассаживаясь в свои дорогие кареты, а мы оставались наблюдать за тем, как сестры растаскивают по кельям еду, привезенную для детей, и делят деньги, выделенные очередной благотворительной организацией.