Туман над Токио

Затем, как повелось, в полусонном сознании возродились честолюбивые чаяния, обнимающие любовно моё здравомыслие, тешащие самолюбие, как змий Еве, шепчущие байки о славе. «Ну да, у тебя на сцене всего пять минут. И три фразы. Но есть ещё твоё тело, твоя пластика, жесты, мимика, есть неотъемлемый шанс вкладывать в слова многозначительный подтекст, иной смысл… А это выявит твой творческий потенциал, актёрское достояние. Дрогнувший голос, покусывание губ, складка между бровями, сорвавшееся дыхание могут пролить зрителям свет на истерзанный внутренний мир английской леди. Она рассмеётся с беспечной весёлостью, в то время как из груди готов вырваться крик боли. Будет расхаживать под софитами с царской осанкой, хотя колченогая нищенка – глубоко внутри – корчится в дьявольских муках. Леди будет зажигать публику энергией и жизнерадостностью, а сама чувствовать, как горло ей стягивает удушливый зов петли… Смог же сделать нечто подобное талантливый мальчик из агентства «NICE»?

В туалетной комнате, стоя у зеркала, я рассматривала красное пятнышко на щеке.

«В гримёрную будут поступать цветы и визитки продюсеров…»

Машинист вдруг резко затормозил поезд, и моё собственное отражение ударило меня по лицу.

Глава 14

Записная книжка с кустом цветущей сирени и мамиными блинчиками, по причине своей древности, находилась в неведомом месте, и мне пришлось перерыть весь дом, чтобы её найти. Родной голос в городе N не отвечал.

Накануне трясущимися пальцами я пролистала последние страницы книжки. Вот уже маминым почерком описано руководство по вязанию модного тогда пуловера… Вот он! Под адресом тёти Лики был номер её телефона! Я бросилась к мобильному. Сердце стучало громче, чем гудки вызова. О боже! И у тёти Лики никто не брал трубку!

Проверила электронную почту: у сестры до сих пор не было доступа к интернету. И Алекс, брат, молчал…

До двух часов ночи я звонила то маме, то тёте Лике. Затем в изнеможении рухнула на кровать.

Первые лучи восходящего солнца, как ласковые руки мамы, разбудили меня. «Мама, уже пора в школу?» – спросонок я не понимала, где нахожусь. Потом прошибло – нужно срочно звонить тёте Лике! У них поздний вечер! И услышала голос маминой лучшей подруги:

– Только не волнуйся, девочка…

От этого вступления меня бросило в холодный пот.

– Что с мамой?! Я не могу до неё дозвониться четвёртый день!

– Ларочка, маме уже лучше… Она в больнице… Три дня была в реанимации… Сегодня перевезли в палату… Не волнуйся, я сидела с ней весь день.

– Скажите, что с мамой?! Почему она попала в реанимацию?! – я еле сдерживала слёзы.

– Три дня назад мама пошла в клинику сдать кровь на сахар. А там почувствовала себя плохо… ноги стали ватными… и её на «скорой помощи» увезли в больницу.

И у меня ноги стали ватными. Я уже не могла выговаривать слова. Голос артистки гадко подвёл меня. Из горла вырывался только писк:

– Тётя Лика, что… с… мамой… реанимация… три дня…

– Послушай, девочка, всё обойдётся… Сердечный приступ… Она уже попила бульончика…

– Бу… бу… бульончика? Мама го… го… го…

– Да, Ларочка, говорит. Первое, что сказала – Лика, не сообщай Ларе и Алексу.

– Ма… ма… – пищала я.

– Нянечка уже попросила принести зубную щётку, халат и тапочки.

– Зу… зубную щётку? Халат? Тапочки?

Впервые в жизни эти житейские слова прозвучали словно сладкий нектар, или же как болеутоляющая мелодия бамбуковой флейты в буддийском храме.

– Сиделка будет с мамой ночью. А завтра весь день буду с ней я. Я не оставлю твою маму!

– Тётя Лика, хорошая, спасибо! А когда мне позвонить?

– Вечерком, девочка… После десяти.

После десяти? То есть по японскому времени завтра утром?

* * *

«Зубная щётка… халат… тапочки…» – долго вертелось у меня в голове. Зубная щётка… Мамина зубная щётка…

Любые слова, произносимые с высот главенствующей японской сцены, показались мне ничтожными по сравнению с этим славным, победоносным словосочетанием «мамина зубная щётка». Это была глория. Но не актёрская, а витальная, жизнеутверждающая. Торжество домашнего духа над больничным антисептиком.

* * *

Весь день я не находила себе места. На звонки не отвечала – на дисплее мобильного то и дело светились японские номера.

Анабель, зная, что я в городе, оставила на автоответчике кучу сообщений. У неё были какие-то глобальные изменения в личной жизни, и ей срочно нужна была советчица. Но выслушивать рассказы о романтической любви у меня, находящейся в стрессовом состоянии, не было сил.

Днём дозвонилась до Алекса, передала теми же словами, что и тётя Лика, о несчастье с мамой. А мой брат задавал те же вопросы, что и я утром. Правда, не пищал. Но заикался.

Глава 15

Рано утром я побежала к домашнему телефону, который прозвонил дважды и замолк. Или приснилось? Или послышалось?