Туман над Токио

– А если не в состоянии, то, пожалуйста, отдохните сегодня… весь день… Костюмы и парики я отложу вам на завтра… Приглашу костюмера и реквизитора… специально для вас… Не беспокойтесь ни о чём!

У него всё ещё сильно блестели глаза, а в их углах накопилась влага. Я встала и поклонилась:

– Простите!

Он тоже встал:

– Нет-нет, не стоит… Держитесь!

Я побежала в туалет. Там перед зеркалом наводили марафет и любовались собой танцовщицы. Выбежала на улицу, чтобы глотнуть воздуха. О-ох! Милейший Накамура-сан и в самом деле симпатизировал моей злосчастной истерзанной персоне. Я и не сомневалась, что он истолковал мои извинения следующим образом:

– Простите! Простите, что у меня ушла из жизни мама и что данный казус, не предусмотренный в программе репетиций, вносит лёгкую неразбериху в размеренный ритм подготовки крупного шоу.

«Да и что мне, паршивке, надо?!» – я хлестнула себя по щекам. – Ведь для этого японского джентльмена, сына или внука камикадзе, всеобщее великое дело – превыше великого горя такой мелкой сошки, как я. Но всё равно я его уважала, зная, что он никому ничего обо мне не скажет.

У меня оставался один выход – сбежать. Сбежать от объяснений и страшных слов. Без шанса на возврат. Спотыкаясь на ровном месте, я кинулась к скверу.

Из международного аэропорта Нарита так просто, «по телеграмме», не улетишь. Там нет касс продажи авиабилетов. Их нужно бронировать только в турагентстве или онлайн.

Я лихорадочно просматривала наличие мест и цены на билеты на сайтах, ища вылет к вечеру. И тут вспомнила – паспорт! У меня кроме карточки иностранца никаких документов! Съездив за паспортом в Тохоку, смогу вылететь только завтра после двенадцати. Недорогих билетов на прямые рейсы нет… Бизнес-класс… Стоит две трети гарантий… У меня их нет! Корейские авиалинии… Цена доступна… С ночёвкой в Сеуле… Длительность перелёта тридцать часов! А после мне добираться ещё сутки в N! Арабские авиалинии… Пересадка в Дубае… двадцать три часа в пути!

Меня снова стошнило.

Послезавтра утром церемония погребения… моей мамы.

Позвонила брату. Он ответил из машины, мчась в родной город. При скорости 130 км/ч и без остановок он рассчитывал доехать ранним утром.

– Алекс, долго объяснять… ты сразу не поймёшь… Ты же не камикадзе! Прибуду через два дня вечером. Устрой так, чтобы церемонию отложили на один день.

– Тебя отпустили?!

– Тут даже перед собственной кончиной отпрашиваться не принято! Я просто сбегу! Исчезну!

Мой здравомыслящий, с железной выдержкой, брат произнёс сквозь шум мотора:

– Сбежишь? И что о тебе подумают японцы?

В трубке послышался резкий звук клаксона, Алекс закричал кому-то: «Ну куда ты прёшь!» и нажал на сброс.

– Алекс!

Меня знобило. И зубы стучали. Что с Алексом?!

Дама с собакой мопсом прошла по скверу. Дама была в чёрном. И мопс – чёрный. Зазвонил мобильный. Голос брата звучал безапелляционно:

– Церемонию откладывать не будем. Я всё сделаю сам… Ну не плачь! Не плачь! Мама тебя простит! Ты же говорила ей… если что – сразу приехать не сможешь… Не плачь! Я всё сделаю сам!

Обхватив голову, я съёжилась в комок от безысходности и холода. Что обо мне подумают японцы?! Ну, убедятся в очередной раз, что чужестранцам не следует доверять… Удостоверятся в правильности того, что не допускают чужих на сцену и телеэкраны. А французы так и вовсе недобросовестные! Безответственная нация! Разгильдяи, пофигисты! Лягушатники!

Сердце настойчиво било в грудь: к чёрту! Беги! А помутнённый рассудок удерживал: ты хоть разбейся, врезавшись в британское судно «Faith», но останься! Перестала хлюпать носом и выпрямила спину. Я лягушек не ем!

Дама с мопсом на поводке несла в кульке кучку собачьих экскрементов, заботясь о чистоте жилого района. Мопс дёргался, пытаясь сорваться с поводка. Дама уговаривала малыша:

– Покакали, и домой!

Я стояла на перекрёстке дорог. Налево – репетиционный зал, с выставкой мятежных голов. Направо – вход в метро и клеймо: нация, безответственная.

Мама! Я знаю, что ты здесь! Ты никогда не выносила моих слёз. И не могла уйти по делам, пока я не успокоюсь. Дай мне руку! Вот так… Идём!

* * *

В репетиционном зале царил ажиотаж. Возбуждённые актёры и актрисы в сценических нарядах носились из раздевалки к костюмерам, в отгороженные занавесками кабинки. Главные действующие лица отсутствовали. У них наверняка были индивидуальные примерки и персональные костюмеры.

Накамура-сан, увидев меня, с болезненной улыбкой поспешил навстречу и подвёл к пластмассовой корзине с приклеенной этикеткой «Аш Л.» Я подняла корзину. Она была совсем лёгкая, но всё же вывалилась у меня из рук. На пол полетели платья, шляпка и две пары туфель. Помощница костюмера немедленно подбежала и принялась усердно отряхивать два чёрных платья и фетровую шляпу, хотя пол был вымыт. Накамура-сан растерянно извинился и вернулся к своему столу. Помощница со снисхождением упрекнула меня:

– Будьте повнимательней! Платья во время спектаклей не отдаются в химчистку. Поэтому два месяца они должны оставаться чистыми! Пройдите в примерочную.