Я валилась с ног. Не было никаких сил продолжать беседу о вздорном.
– Извините, мне бы отойти… – зажав шлейф локтем, я направлялась в зал. К зеркалу.
Зеркал висело в избытке, но к ним невозможно было пробиться. Не только все члены женской части труппы крутились и вертелись, любуясь собой. Но и мужская часть, а именно: Марк и Джонни, сдували пылинки со своих роскошных фраков, поправляли пышные галстуки и надевали то так то этак шляпы лондонских денди. Татьяна, примерявшая у зеркала цепь с кулоном, обернулась:
– Тебе к зеркалу? Становись сюда, на моё место!
– Слушай, Таня, а ты меня видишь?
– Да… вижу… а как же? – не понимая логики моего вопроса, ответила она.
– И лицо моё видишь?
Татьяна прищурилась, очевидно, размышляя, не помешалась ли я.
– Ну да, вижу…
– Ну и как?
– Что «как»? Твоё лицо? Как обычно… Только глаза мутные… Ты отсутствуешь… И выражение губ… как бы сказать… извини, конечно… какое-то брезгливое… ну как будто ты жабу проглотила… – она и вправду разговаривала со мной, как с душевнобольной.
– А-а… Это из-за париков. Они похожи на отсечённые головы.
Татьяна, постигшая японскую технику самообладания, и бровью не повела.
– А ты купила себе капроновую сетку?
– Нет. Сколько она стоит?
– Восемь тысяч!
– А-а… Я выйду… на свежий воздух…
– Лариса, в сценическом платье нельзя вообще-то.
– Ну тогда в туалет. Меня сильно тошнит.
– Ты хоть ела что-нибудь? – жалобный упрёк послышался в тоне Татьяны.
– Не помню… Нет, не ела… А вчера ела… Нет, не ела и вчера, кажется…
Я вышла из зала. Когда же кончатся эти танталовы муки?! Лишь бы не упасть… Мама!
– Эй, идите-ка сюда! – парень в фуражке махнул мне. – Я сейчас…
Он скрылся в подсобке, затем появился, протягивая на ладонях коробочку. Внутри неё на тёмном бархате сыпал блёстками гарнитур: массивное ожерелье и длинные серьги с подвесками.
– Это для вас!
Казалось, что парень вот-вот попросит моей руки.
Я изобразила на лице восхищение и заставила себя счастливо улыбнуться жениху.
Неся коробочку на ладонях, я отправилась сначала в один угол, затем в другой, затем к выходу. Не зная, что делать с украшениями, подошла с ними, как с взяткой, к режиссёру, который на ходу вытирал салфеткой руки после туалета.
– Господин Сато, уже, наверное, можно переодеваться?
Сато-сан, бодрый, упоённый творчеством и удачной режиссурой, дотронулся до бриллиантового ожерелья.
– Сейчас сделаем обеденный перерыв! А с двух часов контрольный просмотр сценических образов. К четырём закончим. А ожерелье что? Надевайте! И засияете ещё пуще!
Определённо, он ничего обо мне не знал… Накамура-сан сдержал слово, не оповестив даже режиссёра.
Четыре часа? Ещё четыре часа?! Я не смогу… Я потеряю сознание… Полезу на стены… Мама!
Татьяна с ланч-боксом шла ко мне:
– Вот, возьми… Поешь… А я как-нибудь потерплю… Утром хорошо позавтракала…
Она жертвовала мне свой обед.
– Таня, у меня нет аппетита, спасибо. Обедай… Я не могу…Честно…
У окна возле туалета была ниша, отгороженная от холла шкафом. Тут меня никто не увидит в обеденный перерыв. Я села на корточки, прислонившись к стене. Боковую молнию на вечернем платье пришлось расстегнуть. Не завыла, а тихо заскулила, раскачиваясь из стороны в сторону. Мама! Прости меня! Прости, что вредничала в детстве и не поддевала вниз тёплые рейтузы с начёсом! Прости, что не я, а сиделка, услышала твой последний вздох! Не я, а чужие люди ухаживали за тобой после реанимации! Прости, что не держала тебя за руку, провожая в золотой город! Когда я родилась, и меня, закутанную в пелёнки, показали тебе, ты потихоньку, чтобы не заметила нянечка, пересчитала на ощупь все мои пальчики на руках и ногах, проверяя, всё ли на месте. А теперь вот твои руки сложены на груди! Мамочка! Как мне жить?! Мне не только шага ступить… мне дышать трудно без тебя! Нужны лекарства. Любые. Транквилизаторы… анксиолитики… антидепрессанты… Без них я не выдержу!
Там, в золотом городе, под яркой звездой, тебя ждёт папа. Но ты не уходи от меня!
К двум часам действующие лица при полном сценическом параде, выстроились вдоль стен зала. Справа от меня стоял мой супруг по сцене – Марк. Он выпячивал грудь и великосветски жестикулировал. Очевидно, входил в роль. Татьяна, стоящая слева, прошептала:
– Зачем ты держишь коробку с украшениями? Надень!
Я очнулась. И правда, мои ладони всё так же протягивали кому-то массивное ожерелье и серьги с подвесками. Неужели всё это время я бродила как ненормальная с бижутерией на ладонях? И в нише сидела на корточках, держа бриллианты? Да нет… Я вроде обрывала сломанный ноготь с указательного пальца… Не могла же я его оборвать с коробкой в руках? На всякий случай обратилась к Тане:
– Что, я как полоумная ходила с вытянутыми руками все два часа?! Что они все обо мне подумают? – я показала подбородком на сидящий за столами худперсонал, продюсера и актёров.
– Не беспокойся! Им до тебя нет дела. Они заняты только собой любимыми! Давай-ка нацеплю на тебя эту роскошь…