Лицо у меня вновь запылало и на этот раз приобрело мандариновый оттенок. Улика весомая! Наблюдательные соседки вот-вот догадались бы и не помиловали. Меня ждала зверская шлифовка: Агнесса – алмазным абразивным бруском, Татьяна – вулканической пемзой для ног, Рена и Каори – безболезненной наждачной шкуркой, Мива – бормашиной, а Аска – абразивной дрелью с твёрдосплавной фрезой.
И тогда я сыграла свою самую трудную, пожалуй, закулисную роль. В системе Станиславского не указано, как за пару секунд сделать залитое краской лицо бледным. Пришлось импровизировать. Столкнула локтем со стола тюбик губной помады. В следующую секунду стремительно дёрнулась его ловить и бережно стукнула лицо о столик, а снизу устроила звучный удар кулаком по дереву. Ещё одна секунда ушла на крик «Ой!», и я схватилась за висок.
Агнесса вздрогнула:
– Ударилась? Больно?
Рена и Каори вскочили с подушек:
– Тебе помочь? Ой, всё лицо красное! Синяк будет!
Каори бросилась к двери:
– Сейчас принесу льда из морозилки!
– Только не льда! Умоляю! – вскричала я от её услужливости.
Японские школьники слишком бесхитростные – вот на них и наезжают одноклассники и учителя. Им бы перед школой научиться смекалке. Актёрской, например…
Постучал Джун:
– Ну что, пообедали? Все, кто хочет заниматься танго, прошу пройти в танцевальную студию! Аракава-сенсей уже там.
Татьяна поморщилась. А я с готовностью направилась к двери лишь бы выскользнуть из комнаты, хотя на танго у меня не было ни сил, ни настроя.
Танго – это огонь, зов эроса, вожделение, любовное исступление под сладкий шепоток искусителя. Чтобы самозабвенно танцевать танго, необходимо видеть все краски неба, восхищаться покачиванием гладиолусов у Токийской башни, улавливать ванильный аромат бельгийских вафель, осознавать, что цветы – изумительно прекрасны, кусты и деревья не просто зелень, а бальзам для ненасытного глаза, пение птиц – елей для слуха. Аргентинский танец – сплав гармонии мироздания с либидо, с пластикой, гуттаперчевостью. А у меня шок от потери мамы уничтожил гармонию, угробил красоту и любовь. Безутешное горе искалечило, превратило меня в незрячую и глухую.
В танцевальной студии Аракава выстроил Кена, Джуна, Рену, Каори и меня по струнке. Затем на правах учителя показал базовые шаги и движения танца. Шаг вперёд, в сторону, назад… У дебютирующих Рены и Каори ничего не получалось и разминка затянулась надолго. Тогда Аракава вызвал меня к себе, чтобы в паре продемонстрировать основные движения: салида, очо, каминада. Джун поставил диск с аргентинскими мелодиями.
Аракава вдруг притянул меня к себе, и мы принялись не демонстрировать, а танцевать. Глаза Аракавы горели, совсем близко. Он оказался идеальным для меня партнёром. Я ощущала каждое движение его мускулов, чувствовала любой, даже самый лёгкий, нажим тёплых ладоней на мою правую руку или спину. Не испытывая ни самозабвения, ни пыла, я станцевала с мастером механическое, технически безукоризненное танго молотковой дробилки. И автоматически подковырнула учителя: внутренней стороной бедра обхватила партнёра высоко, почти у поясницы, и медленно заскользила ногой по нему вниз. Аракава с эмоциональностью, недозволительной для учителя выдохнул: «О-о-о!»
Что я делаю? Один из моих бывших партнёров-европейцев как-то сказал, что при таком движении мужчина чувствует жар между ног партнёрши и это его «заводит». Рена и Каори захлопали в ладоши:
– И мы так хотим! Аракава-сенсей, научите!
Станцевала я и с Кеном, и с Джуном – механически, бесчувственно. Удовлетворения от танго не было. Моё биополе не вписывалось в биополе партнёров и химических реакций в энергетике наших тел не происходило. Внутри меня была разруха и пустота. А в аргентинском танго, гимне неподдельной чувственности, актёрские штампы не выручат, и лицедейство бесполезно.
Еле дождавшись вечернего спектакля, я встретила за кулисами Нагао-сан и скромно, без хитринки в голосе, поблагодарила за мандарины. А тот, с хитринкой, лукаво, ответил:
– Это – витамины! Береги здоровье… Сейчас – время вирусов…
Ага, и маэстро печётся, как Фуджи-сан, о моём самочувствии? А после этого следует ждать лукавых каверз и хитрых подножек?
Татьяна почему-то не подходила ко мне. Стояла обособленно, у второй кулисы, прямо на пути у Нагао-сан. Выгнув спину и оттопырив зад, она явно встала в зазывную позу. Нагао-сан, идя на выход к судну «Faith», медленно обошёл Таню сзади, приостановился на несколько мгновений, осмотрев многообещающую стойку, о чём-то задумался, затем, изменившись в лице, стал входить в роль свирепого хозяина.
В антракте фруктов не поступило. Наверное, кумир уже замучил Кейширо-сан, посылая его за покупками в ближайшую фруктовую лавку.