Туман над Токио

По всем признакам сердцеед блефовал, пудрил Татьяне мозги. Возможно, квитался за то, что она загоняла его в ловушку самым пошлым образом, пригодным не для аскета, множество раз сыгравшего харакири в театре и кино, а для западного блудника. Сиськопляска, ярко-красный маникюр и выставленная, как лот на аукционе, пятая точка не приводили к успеху. Кур во щи не попадал…

Восток – дело тонкое, Танюха… Ввести в искушение тут можно, прикинувшись невинной малышкой, мило лепечущей, а ещё лучше надеть униформу несовершеннолетней школьницы, непременно в мини-юбке, позволяющей разглядывать цвет трусиков. Даже отъявленные Цирцеи, то есть девушки-хостес в барах завлекают двуногих в штанах не своими выпяченными багажниками и не взором роковой женщины, а детскостью, мастерски сыгранным целомудрием.

Однако ввиду того, что после вчерашней сцены бала у хозяина я открыла в себе ещё один симптом – больное воображение, то оно настаивало на другой версии. Идол миллионов японских дам, возможно, ксенофоб. А процент ксенофобии очень велик в здешнем шоу-бизнесе. И вот, из-за неприязни к чужестранцам, Нагао-сан устроил себе потеху – решил поссорить нас с Татьяной.

Я вынула из подмышки градусник. Ну… опять поползла вверх: тридцать девять! После этого на нервной почве у меня родилась и третья версия: может, двуличный актёр разрывается между нами обеими? И эту бы можно… И ту… Орёл или решка?

* * *

Перед началом спектакля Татьяна крутилась внизу у зеркала, уже не становясь в позу у второй кулисы. Я спряталась в закуток, вдавившись спиной в стену около замшевого табурета. Послышался голос Нагао-сан, здоровающийся с Татьяной. Сначала хозяин припал глазом к отверстию в маскировочном занавесе, затем покосился на закуток. Несомненно, Кейширо-сан уже доложил шефу о том, кто там прячется. Саму-то меня хозяин вряд ли видел, но или поля шляпы-колокола выпирали, или запах «Диориссимо» учуял. Актёр оторвал Татьяну от самолюбования у зеркала, подзывая к себе. Он затеял разговор с ней в непосредственной близости от своего кесарева табурета. Нарочно или не нарочно? Это было покрыто закулисным мраком…

Обычно чувство достоинства не позволяет мне подслушивать чужие разговоры. Но в тот момент, прижатая этим самым достоинством к стене, я оказалась в безвыходном положении. Отступать дальше некуда, и выйти из закутка неудобно.

Спектакль начался и увертюра зазвучала как нельзя кстати.

В фонограмме – скерцо. Бархатный баритон и расстроенное меццо-сопрано превращаются в невнятные звуки…

Лирический минор. Слышен бархатный баритон: «Взять трубку не смог… Был занят…»

Аллегро глушит закулисные интриги.

Анданте. Бархатный баритон молвит: «…Подумал».

Крещендо. Дуэт не слышно.

Элегия. Доносятся фрагменты назиданий бархатного баритона: «…Твоя подруга… француженка…»

Музыкальный апофеоз.

* * *

Мой коэффициент вздумал было связать всё в логическую цепочку: «А я-то подумал, что твоя подруга – француженка!» Но тот, вчерашний психический симптом возразил: «Это же всё равно что испорченный телефон! Играла в него в детстве? Да, играла… Тогда знаешь, каким искажённым может дойти до тебя чьё-то устное сообщение… Тем более, когда шумно. Лучше не парься!»

Я стояла в закутке до тех пор, пока Нагао-сан не исчез на трапе. Уже и Татьяна поднялась на площадку для выхода. И вот тут я помчалась бегом, несмотря на свои симптомы. Мне было не по себе. Гото-сан, всегда дежурящий у лестницы на сцену, сделал мне замечание:

– Уже второй раз опаздываете! Соберитесь, пожалуйста!

По пути в гримёрную я наконец-то вспомнила о застиранном дезабилье и поднялась на крышу. Платье так всю ночь и провисело на воздухе. Хорошо, что дождь не пошёл! Оно пахло свежестью, но в проймах остались ореолы. Татьяна пришла развесить свой реквизит. Увидев меня, она хмуро произнесла: «Кошмар!»

В гримёрной уже сидели Рена и Каори. Аска отсутствовала. Рена заговорщически спросила:

– Ну что, ореолы остались?

– Да… вот здесь… в проймах…

– Быстро! Быстро! – закричала Рена, ища что-то в коробке с пузырьками и спреями. – Вот! Побрызгай… пока нет госпожи Аски! Ореолы исчезнут!

– Тебе и вправду нужно быть поаккуратней, – приятельским тоном сказала Каори. – Платья не сдаются в химчистку до конца гастролей. Ещё полтора месяца!

Мы замолкли, как только вошла Аска. Татьяна была подавленной и, по всей видимости, не собиралась делиться с Агнессой вестями о Нагао-сан. Её неприязнь, как радиоактивный цезий, отравляла пагубным излучением воздух вокруг меня.

Кейширо-сан доставил фрукты от Нагао-сан. В плетёной корзинке жались друг к другу отборные жёлтые киви «Golden». Татьяну покоробило. Аска запсиховала. Мива схватила антисептик. Даже веселушки Рена и Каори приуныли. А я уже и не скрывала эмоциональных оттенков на лице. Мне хотелось поглумиться над шлифовщицами – вот возьму и скажу кумиру, что обожаю ананасы!