Туман над Токио

Наши с Татьяной зеркала были расположены буквой «г», то есть на этот раз атаманше будет ещё удобней сравнивать чьё отражение прекрасней, буравить меня ревнивым взглядом и изливать в мою сторону свой эмоциональный негатив. А подушки с кистями, лежащие на ту же букву, говорили о том, что мы с Таней будем въезжать друг в друга «багажниками». Я сделала три глубоких вдоха, готовясь ко второму этапу травли.

Быстро управившись с подготовкой к спектаклям, я проверила свои наряды. Свежие, без следов грима и телесных «благоуханий», будто новые… Дело в том, что с моим реквизитом за несколько дней до окончания гастролей в Осаке произошёл досадный инцидент. Но, во избежание придирок госпожи Аски, ни одной из девушек я в том не призналась.

Вывесив как-то своё ядовито-зелёное платье на крышу, я ушла домой, совершенно о нём забыв. Небо заволокли свинцовые тучи и, едва я подошла к дому, как начался мелкий дождь, грозящий перейти в проливной. И тут я вспомнила о проветривающемся на крыше театра реквизите. Вот уж голова садовая! Неизвестно сколько будет лить дождь. Может, всю ночь? Значит, наутро придётся выбирать одно из двух: или с температурой под сорок облачаться в мокрый наряд, или просто не выходить на сцену! Телефона администрации у меня не было, только номер мобильного господина Накамура. И тогда один-единственный раз я осмелилась позвонить на личный номер продюсеру одной из самых крутых кинокомпаний японского шоу-бизнеса.

Накамура-сан всё ещё находился в театре. Объяснив ему о ЧП с реквизитом, я услышала в трубку:

– Большое спасибо, что позвонили, госпожа Аш! Не волнуйтесь так! Сейчас поднимусь наверх и позабочусь о вашем платье!

– Простите мою забывчивость! Бесконечно сожалею, что вам из-за меня придётся идти на крышу, под дождь! Да и платье грязное – всё в гриме… Мне очень стыдно, господин продюсер!

Утром платье лежало у меня на гримировальном столике, упакованное в подарочный целлофан и свёрнутое искусно, в виде сложной геометрической фигуры, с применением японской техники складывания тканей. А через несколько дней, в антракте заключительного гастрольного спектакля, дама-реквизитор недовольным тоном наказала всем членам труппы сдать реквизитные костюмы и платья для отправки их в химчистку…

* * *

Я обнюхала дезабилье. Ореолы на атласной ткани исчезли, а в проймах – запах лаванды.

Спустившись в кулуар первого этажа, я раздвинула тяжёлые чёрные шторы, свето-и звукоизолирующие закулисное пространство, а пройдя через него, попала на сцену… Несмотря на внешне рядовую архитектуру театра, зрительный зал на тысячу пятьсот мест был так же богато оформлен, как и Осака-эмбудзё. Работники сцены в столичных театрах были не такими любопытными, поэтому ни один из них не испугался вторжения «зелёного человечка»… Там, вдали, на галёрке, чей-то знакомый силуэт радостно махнул мне рукой. Прищурившись, я узнала господина Кунинава, и тоже, как капитану рыболовного судна, уходящему в море, крестообразно замахала поднятыми вверх руками.

Уже застёгивая полусапожки у вахтерной, ко мне вышел Накамура-сан. Пользуясь тем, что мы были одни, он спросил слегка смутившись:

– Вы уже посетили достопримечательности Токио? На Одайба бывали?

В Европе на такой вопрос отвечают шаблонно, не задумываясь и не ища тайного смысла: «О да, конечно!», или: «Ещё нет!» Вот и мой рефлекс не напрягать особо мозги, когда спрашивают об элементарном, мгновенно выдал: «О да, конечно!»

Накамура-сан погрустнел и, торопливо кланяясь, вытащил из кармана мобильный, будто для срочного звонка.

Выйдя из театра, перед тем, как ссутулиться и сдёрнуть маску Коломбины, я оглянулась, нет ли где знакомых. Вокруг никого не было. Почему Накамура-сан спросил меня о туризме, засмущавшись? И положительному ответу не обрадовался, а погрустнел? Подключив все свои знания о тонких намёках, загадочных недомолвках и многоречивых умолчаниях, вывод получился архисложным. Живя в Стране восходящего солнца, я так и не научилась следовать золотому правилу здешних мест: «Да» и «нет» не говорите, чёрного и белого не называйте.

«Вы уже посетили достопримечательности Токио?» Эта заурядная, ничего не значащая для европейца фраза хранила в себе умолчание, галантную манипуляцию моего сознания и побуждение к домысливанию. Простой как три копейки вопрос, при хорошо развитом шестом чувстве да не стихийном, как моё, осмыслении, сулил поездку на «мерседесе» по достопримечательностям Токио, с гидом высшей категории: продюсером могущественного киноконцерна.

Для проницательной японской женщины предмет обсуждения токийских красот – явный намёк на сближение. И даже если она знает город как свои пять пальцев и часто обедает в торгово-развлекательном центре «Аква Сити Одайба»[90], всё равно опустит ресницы и мило пролепечет: «Съездить на Одайба? О, это всегда была моя самая заветная мечта, господин продюсер!» А я с европейской своей прямолинейностью выпалила: «О да, конечно!», и отказала очаровательному человеку – бесцеремонно, надо сказать, – в его желании показать мне столицу…