Туман настоящего. Несколько жизней

День был ветренным и пасмурным. Берт кутался в видавший виды плащ и смотрел, как темные облака собираются в тучи. Брат Ансельм поглядывал на своего спутника. Их лошадки устало брели по дороге. Голова черного кота изредка выглядывала из седельной сумы, притороченной к седлу Берта.

– Очень занимательное зрелище, сын мой! Так малое перерастает в великое. Каждое, даже малое облачко станет частью грозной тучи…

– Так метафорично можно выразиться и о нашем пути. Каждый шаг моей лошади укорачивает наш путь и удлиняет пройденный…

Они взяли за правило даже наедине общаться, следуя спасительной легенде. На дороге впереди показались вооруженные всадники. Монах и послушник обменялись тревожными взглядами. Старший из всадников был на роскошном вороном коне, он приблизился к путникам первым.

– Хвала небесам! Брат, само небо послало тебя! Пожалуйста, прерви свой путь и следуй за нами! У нас нет ни одного священника в округе. Наш господин при смерти, он боится умереть без покаяния! Поторопись!

Всадники окружили монаха и послушника, тем не оставалось ничего, другого, как последовать за ними. Крис предпочел затаиться.

– Как зовут тебя, брат?

– Ансельм, я монах аббатства Пресвятой Девы…

– Из столицы?

– Да, мой обет не велит мене возвращаться назад, пока не будет исполнен… Не смотря ни на что… Со мной послушник – Бертрад и кот, пожалуйста, будьте милостивы к ним. Я не рукоположен в священники, но с радостью готов буду помочь твоему господину, как истинный христианин… Что случилось с твоим господином?

– Он был ранен… – слуга замялся… – на охоте. Долго был в жару, а сейчас наш лекарь сказал, что он умирает…

Усталые лошади, почуяв близкое жилье прибавили шаг. Вскоре всадники въехали во двор большого деревянного дома, огороженного высоким частоколом. Берт проворно спрыгнул с коня и взял под уздцы лошадь Ансельма. Но расторопные слуги быстро перехватили у него поводья. Усталый юноша благодарно им кивнул, отстегнул сумку с Крисом и выпустил кота размять лапы и поохотиться, радуясь, что не придется заниматься лошадьми он последовал за монахом.

Без промедления их ввели в комнату умирающего. Там стоял тяжелый дух болезни и затхлости. Слуги принесли свечи. Брат Ансельм смог разглядеть бледное лицо больного, еще молодого человека, спутанные мокрые волосы, разметавшиеся по подушке, белую руку, лежащую поверх одеяла. Монах прикоснулся к его лбу – тот горел. От этого мужчина приоткрыл глаза.

– Я немного разбираюсь в медицине, позвольте, осмотреть вас?

– Думаю, мне ничего уже не поможет, брат. Но делайте, что посчитаете нужным… Я рад, что дождался вас… Мне невыносима мысль о смерти без покаяния…

Ансельм успокаивающе коснулся его руки и попросил слуг открыть окна, принести горячей воды, подогретого вина, меда, чистой ткани и свежего белья. В аптечке местного лекаря он нашел травы, залил их кипятком, смешал с медом и вином, напоил больного. Затем с помощью слега побледневшего Берта и слуг обтер больного и перевязал его рану на левом предплечье – скверную на вид, но не смертельную.

– Ничего, сын мой, лекарское искусство не всегда приятно, но оно необходимо… – сказал монах послушнику.

Свежий воздух проник в комнату, больной задышал легче, жар начал спадать. С неба на землю обрушился ливень. Слуги с поклоном удалились, оставив большую свечу у кровати. Монах хотел отослать послушника, но больной остановил его жестом. Берт удивленно взглянул на отца Ансельма и остался, примостившись в темном углу на скамье. Ливень с ожесточением барабанил по крыше и по листьям деревьев.

– Что же, сын мой, о теле твоем мы позаботились, но оно не исцелиться, если больна душа…

– Больна… отец мой, я ношу в ней тяжкий грех… И хочу исповедаться не только тебе. Пусть послушник останется. Мне будет тяжелее, но это будет правильно.

– Нет такого греха, который не мог бы простить Бог – ответил брат Ансельм, внезапно осознав, что повторяет слова, сказанные ему однажды аббатом Иоанном. – Слова облегчат душу…

– Я всегда был горд, очень горд! Я никогда не боялся умереть. Знаю, что, представ перед Богом, буду отвечать за все. Но сейчас, на пороге могилы мне страшно. И страх этот путает мои мысли… Брат, что мне делать?

– Сын мой, в этом мире нет людей безгрешных, наш мир – юдоль скорби. Расскажи нам и Богу все без утайки…

Воцарилось долгое молчание, больной, казалось, не решался его нарушить, глаза его лихорадочно блестели. Дождь шумел, да потрескивало пламя свечи, темные тени плясали на стенах, грешник следил за ними напряженно.

– Я ранен не на охоте… – он снова замолчал.

– Я понял это по характеру раны, она нанесена коротким кинжалом, удар был не сильным, прошел по скользящей… Подозреваю, лезвие было покрыто ядом. Но яд потерял часть своей силы, поэтому ты жив. Из-за него же твоя лихорадка.

– Само небо послало мне тебя… – он облегченно вздохнул – Ты прав. Слушай. Я родился бастардом влиятельного ныне господина. Отец не отрекся от меня, дал мне имя, небольшой титул и обучил всему, что необходимо дворянину. Я знал, кому обязан всем и служил верно своему отцу.