Туманы Авалона

А потом, словно подчиняясь неясному порыву, Моргейна подняла голову и взглянула в глаза Артуру.

Они слишком сильно изменились… она сделалась старухой – но и в Артуре мало что осталось от юного Короля-Оленя…

Узнал ли ее Артур? Это навеки осталось для Моргейны загадкой. На миг их взгляды встретились, а затем король мягко произнес:

– Так значит, ты хочешь забрать ее домой? Что ж, будь по-твоему. Скажи моим конюхам, чтоб тебе дали лошадь, – покажешь им вот это. – И он вложил в руку Моргейне свое кольцо. Моргейна опустила голову и крепко зажмурилась, чтоб удержать слезы, а когда она снова выпрямилась, Артур уже отошел.

– Давай-ка я тебе помогу отнести бедняжку, – предложила одна из соседок. К ней присоединилась еще одна женщина, и вместе они вынесли хрупкое тело Враны из зала. И на пороге Моргейне вдруг захотелось оглянуться и еще раз посмотреть на зал Круглого Стола. Она знала, что никогда больше не увидит его, и никогда более не побывает в Камелоте.

Долг ее был исполнен, и она могла вернуться на Авалон. Но ей предстояло вернуться одной. Отныне и до конца жизни она будет одна.

Глава 10

Гвенвифар наблюдала за приготовлениями и слушала, как епископ Патриций проникновенно вещает:

– Никто не приходит к Отцу как только через Меня.

Королеву одолевали противоречивые чувства. Какая-то часть ее души говорила: «И вправду, следует поставить эти прекрасные вещи на службу Господу, как того желает Патриций. Ведь даже мерлин в конце концов обратился в истинную веру».

Но вторая ее половина упорно твердила: «Нет! Лучше уж уничтожить их, переплавить на золото, и сделать из него другую чашу для богослужений, такую, которая с первого своего мига будет служить истинному Богу. Ведь эти вещи принадлежат Богине, как называют ее язычники, а эта Богиня – та самая великая блудница, что испокон века была врагом Господа… Священники говорят правду: все зло в этом мире – от женщины». Но тут Гвенвифар запуталась в собственных мыслях. Нет, не все женщины плохи – ведь даже Господь Бог выбрал одну из них в матери своему сыну, и Христос говорил о царствии небесном своим избранным ученикам и их сестрам и женам…

«Что ж, по крайней мере одна из женщин отреклась от этой богини». Гвенвифар взглянула на Нимуэ и смягчилась: дочь Элейны как две капли воды походила на мать, только была еще красивее – было в ней что-то от веселости и изящества молодого Ланселета. Нимуэ была столь прекрасна и невинна, что Гвенвифар просто не верилось, будто в девушке есть хоть капля зла – а ведь она с раннего детства воспитывалась при святилище Богини. Но теперь она отреклась от нечестивого служения и вернулась в Камелот; девушка упросила королеву никому не говорить, что она когда-то жила на Авалоне, – даже епископу Патрицию. Даже Артуру. Да, Нимуэ трудно в чем-либо отказать. Вот и Гвенвифар охотно согласилась сохранить тайну девушки.

Королева перевела взгляд с Нимуэ на Патриция – тот как раз приготовился взять чашу с алтаря. А потом…

…а потом Гвенвифар показалось, будто величественный ангел – сияющая фигура, неясные очертания могучих крыльев, – поднял чашу, и та засверкала, словно звезда. Она пульсировала, словно сердце, она была красной, словно рубин… нет, синей, словно глубина небес; и в воздухе разлилось благоухание, как будто кто-то собрал воедино аромат всех роз, сколько их ни есть на свете. Внезапно по залу пронесся порыв ветра, дышащего свежестью, и хоть сейчас и шла служба божья, Гвенвифар вдруг почувствовала, что может в любой миг вскочить и выбежать из замка – на склоны холма, на бескрайние просторы, принадлежащие Господу, под целительную небесную ширь. И она поняла, поняла всем сердцем, что отныне никогда не побоится покинуть плен чертогов и замков – ведь куда бы она ни направилась, Господь будет с нею. Гвенвифар улыбнулась, а потом и рассмеялась. Какая-то мелочная, ныне скрученная и усмиренная частичка ее души вознегодовала: «Да как ты смеешь?! Во время службы Божьей?!» Но подлинная Гвенвифар со смехом ответила: «Если я не могу обрести радость в Господе, то где ж мне ее искать?»