Туманы замка Бро

Грегори снова закрыл глаза и улыбнулся, представив себе маленькую Ласе. Он никогда не обращал на неё внимания, пока она была жива – но теперь её смеющееся личико значило неожиданно много для него. Он чувствовал себя на тысячу лет старше, чем в тот день, когда увидел своего верного сенешаля, умирая у выхода из Сильвер Горг.

– Тем не менее, к счастью, род Вьепонов не оборвался тогда, потому как Корбен Вьепон по дороге в замок Лиддел встретил девушку… Бертрейт, кажется, звали её. Бертрейт Гудрич. Старый саксонский род…

Грегори покачал головой. Эти имена уже не говорили ему ничего.

– Бертрейт Гудрич вступила в брак с Корбеном Вьепон и уже через год окрестила своего сына, Корбена младшего, в аббатстве Дандренон. Увы, за то время, что она вынашивала дитя – а мальчик родился неожиданно болезненным, что никогда не было свойственно нашей семье – оба замка, и Лиддел, и Бро, пали, – Рейнард Вьепон вздохнул, – к сожалению, от замка Лиддел не осталось ничего. Даже пустых стен. Мы можем судить о его существовании только из записей капеллана замка Бро. Но! – он снова поднял палец вверх. – Не это самое удивительное во всей нашей истории, Грег. А знаешь что?

– Что? – спросил Грегори устало. Он чувствовал себя актёром, который бесконечно играет одну и ту же роль.

– Самое удивительное то, что твоя мать оказалась потомком той девочки, которую неизвестный спас из замка Бро! Ты можешь представить себе это? Одна из тысячи людей! И я встретил именно её!

Грег поднялся и, подойдя к окну, прислонился к стеклу лбом.

– И во всём этом был виноват он… – произнёс он негромко.

– Что? – снова спросил отец, поправляя очки.

– Ничего, – Грег повернулся и устало посмотрел на него. – А что стало с Ласе? С его женой?

– Ну… – Вьепон-старший развёл рукам, – Грег, ты же сам понимаешь, историков не интересуют такие детали. Полагаю, если бы её сын всё-таки был рождён, мы бы узнали об этом.

Грегори коснулся кончиками пальцев век и потёр их, пытаясь преодолеть головную боль.

– Я устал, – негромко сказал он. – Отец, можно я пойду к себе?

– Да, конечно… – растерянно произнёс Рейнард Вьепон.

Не говоря больше ни слова, Грегори вышел из комнаты и спустился по винтовой лестнице. На втором этаже, где когда-то располагался общий зал, во всю шёл ремонт. Однако на третьем они уже могли принимать гостей.

Грегори покинул донжон и медленно, чувствуя себя так, будто застрял в бесконечном кошмарном сне, двинулся к башне у ворот.

Здесь, на втором этаже, в окне теперь стояло стекло, и вряд ли они с Милдрет смогли бы выбраться наружу, не повредив его.

Камин приобрёл несколько завитушек и герб рода Вьепон, так что теперь язык не поворачивался назвать его очагом, за стенками его прятались обогреватели, а пол был застлан ковром.

Для Грегори всё это не меняло ничего.

Он предпочёл бы снова спать с открытым окном зимой, если бы Милдрет, как и прежде, согревала его.

Ещё несколько недель назад он был готов поверить, что это в самом деле произойдёт. Что Кейтлин – нет, Милдрет – снова разделит с ним кров.

Грегори усмехнулся и, упав в кресло, уронил на ладони лицо.

– Идиот… – прошептал он. – Какой же ты идиот…

«Ваша любовь погубит вас… Твоя любимая забудет тебя… но в минуту единения вспомнит – и уже не сможет простить».

Грегори, взявший было в руки пульт от телевизора, рыкнул и швырнул его о стену.

Он и так знал, что виноват во всём. В том, что никогда не мог защитить. В том, что не остановил, не удержал, отпустил в Карлевелок – и в том, что даже там не смог дать Милдрет спокойной жизни, которую та заслужила. В том, что даже туда позволил дотянуться своим – никакого отношения не имевшим к Милдрет – врагам. В том, что поверил людям, которым не должен был доверять. В том, что не уберёг ту единственную, кто никогда не предавала его.

И теперь эта чаша вины переполнилась – даже теперь, спустя сотни лет, он снова причинял Милдрет боль.

«Не надо было подходить… – думал Грегори, вспоминая, как впервые заметил хрупкую художницу, рисовавшую замки на набережной Темзы. – Не надо было подпускать её…»

Но было уже поздно. Милдрет, очевидно, вспомнила всё.

Грегори искал её – на Пикадилли и на набережной, в Ист Сайде и в пабе, где Милдрет раньше частенько проводила вечера.

Он не нашёл ничего.

Ни Джек, ни этот проклятый меценат, который будто бы обучал Милдрет рисовать, ничего не знали – или не хотели говорить.

Грегори поднял взгляд на картину, которую оставила ему Милдрет – стены и башни были иными, но это не имело значения. Этот замок Грегори узнал бы из всех других – это был тонущий в рассветной дымке замок Бро.

Он держал это картину при себе, когда жил в Лондоне, но и уехав сюда, не мог не взять её с собой. Это был маленький кусочек его любимой.

За те полгода, что они провели так близко – и одновременно так далеко друг от друга, Милдрет снова стала для Грегори неотделимой, неотъемлемой частью его самого.