Туманы замка Бро

Седерик был для него чем-то столь же нерушимым, как и Тизон, но куда более далёким. Капеллана же он недолюбливал, потому что тот любил поговорить о спасении грешной души. В каком-то смысле Грегори даже понимал, почему сэр Генрих не хочет сидеть с ним за одним столом.

В конце октября зарядили дожди, и в башне стало промозгло и сыро. Грегори ходил кругами, не зная, чем себя занять. На тренировки он выбираться перестал, опасаясь, что в такую погоду может заржавить меч.

Милдрет сидела на соломе у дальней стены и чистила доспех. Она занималась этим целыми днями, и постепенно это начинало Грегори раздражать – доспеху уделялось больше внимания, чем ему.

В один прекрасный день Грегори попросту подошёл к Милдрет и наступил на кольчугу, лежащую на полу, вырывая её у девушки из рук. Милдрет, привыкшая к подобным выходкам, только подняла на него вопросительный взгляд.

– Тебе больше нечем заняться?

– А тут много развлечений?

Милдрет пожала плечами.

– Когда я жила в монастыре, – Милдрет задумчиво посмотрела в окно, – там тоже было так же тихо и мрачно, как здесь. Но там можно было читать. Я думаю, монахи учат библию наизусть именно потому, что им больше нечем заняться в своих монастырях.

– Ты умеешь читать? – Грегори присел на корточки напротив неё.

Милдрет кивнула.

– Только читать здесь всё равно нечего, – ответила она. – Но кольчугу чистить тоже ничего. Хоть для чего-то я в руках оружие держу.

Их взгляды встретились, и оба усмехнулись. На секунду Грегори залюбовался оказавшимся слишком близко лицом, а затем качнул головой и произнёс:

– Не скажи. Монахи и у нас тут есть… – на губах у него заиграла улыбка, кусочек мозаики наконец стал складываться в картинку. – Сходи-ка ты, Милдрет, к капеллану, попроси у него писание, бумагу и перо. Скажи, я хочу обратиться к вере и буду выписывать для себя отрывки из Евангелия.

Милдрет подняла бровь.

– Ты, правда, думаешь, что делать выписки из библии намного веселей, чем просто сидеть взаперти?

Грегори усмехнулся.

– Я вообще не умею писать, – он хлопнул Милдрет по плечу. – Иди. И бумаги побольше принеси.

У Грегори уже мелькали мысли отыскать монаха, который смог бы передавать от него письма на свободу. Он думал даже позвать исповедника, но слишком хорошо знал, что исповедь часто доходит до ушей господина.

Теперь же оказалось, что у него под боком всё это время находился собственный монах.

Капеллан просьбе удивился, но удивления своего не показал. Напротив, давая Милдрет то, что та просила, сказал, что будет рад и сам почитать выписки, которые сделает юный лорд.

– Так и сказал? – уточнил Грегори, когда Милдрет пересказывала разговор ему.

– Так и сказал.

– Юный лорд?

Милдрет запнулась, а затем усмехнулась, поняв, что Грегори имеет в виду.

– Да, именно так.

– Очень, очень хорошо, – Грегори заметно повеселел. Писать он, в самом деле, не умел, но тем же вечером надиктовал Милдрет несколько записок: одна из них была адресована капеллану, другая Седерику, третья – Добу Воробью. Подписей не было ни под одной.

– Эти две я передам, – сказала Милдрет, посыпая песком результат. – Но Добу…

– Боишься? – Грегори усмехнулся. Милдрет сердито посмотрела на него.

– Я для тебя готова сделать всё, что в моих силах, Гре… господин. Но если бы я могла выбраться за пределы замка… – Милдрет запнулась, поняв, что если бы даже и могла выбраться, всё равно оставалась бы здесь, с Грегори. Впрочем, сути это не меняло – пробраться к Воробью она не могла.

Грегори завалился на кровать и закусил губу, размышляя.

– Седерик в прошлый раз первым предложил мне переговорить с Воробьём. Может быть, он и смог бы передать записку?

Милдрет покачала головой, здесь она ничего посоветовать не могла.

– Погоди тогда относить это письмо, – сказал Грегори после долгой паузы, и в голосе его звучало сожаление, – сначала удостоверимся, что Седерик на нашей стороне.

– Как ты собираешься это проверить?

Грегори бросил на неё быстрый взгляд и пожал плечами.

– Если в ближайшее время нас не заберут на допрос, значит, Седерик не собирается нас предавать.

Грегори встал и подошёл к Милдрет вплотную, вглядываясь в серые, как горный хрусталь, глаза.

– А это правда? То, что ты сказала? – спросил он.

– Что? – Милдрет подняла бровь.

– Что ты бы для меня сделала всё?

– Да, – Милдрет попыталась отвести взгляд, но Грегори поймал её лицо в ладонь и развернул к себе.

– Но почему? Я же твой враг. Я виноват, что ты теперь в плену.

Милдрет мягко отвела его ладонь. Она коснулась губами жёстких пальцев Грегори – это никак не походило на то, как ей приходилось целовать руку сэра Генриха – и всё-таки отвернулась, но и теперь продолжала удерживать ладонь Грегори в своих руках.

– Меня везли в монастырь. Я бы снова оказалась в заточении. Я как раз вышла на улицу и думала о побеге, когда увидела, как ты несёшься на меня.

Уголок губ Грегори дёрнулся вверх.

– А потом увидела твоё лицо, – продолжила Милдрет, – и замерла. Не смогла нанести удар. Ты меня пленил, Грегори, хоть твой меч и был выбит из рук, и я… – она сглотнула, – я жалею только о том, что оказалась пленницей твоего дяди, а не твоей.