Окончательно перестав обращать внимание на Ласе, Грегори почти бегом бросился к лагерю, но пробежал несколько метров и, увидев, что, подобрав юбки, Ласе несётся за ним, передумал. Ласе наверняка не удержала бы язык за зубами – Грегори видел в её глазах, что энтузиазма его она не разделяла и если бы даже и согласилась выслеживать кабана, то вместе со всеми, а Грегори этого не хотел.
Он хотел убить лесного зверя в одиночку, как подобало мужчине, и швырнуть его тушу под ноги Тизону, чтобы тот понял, что Грегори давно уже повзрослел достаточно, чтобы взять в руки собственный щит.
– Жди здесь, – бросил он Ласе. Ощупал меч у бедра, будто опасаясь, что тот мог исчезнуть, и бросился в другую сторону.
Вернувшись к следу, он замедлил ход и теперь уже двигался медленно, обращая внимание на каждую мелочь. Земля была влажной, и следы виднелись хорошо, Грегори почти не сомневался, что сможет выследить дичь без собак. Ласе следовала за ним, но совсем недолго – Грегори даже не заметил, когда она успела исчезнуть из виду, так поглотил его азарт.
Час или около того он следовал за кабаном, пока не увидел его – впервые в жизни Грегори видел такого огромного зверя живьём.
Сердце понеслось вскачь. Он вынул из ножен меч и проклял всё, когда тот лязгнул, так что кабан обернулся и глухо зарычал.
С пару секунд Грегори и кабан смотрели друг на друга, а потом одновременно ринулись вперёд.
В последнюю секунду Грегори ударил кабана за левой передней ногой мечом, а сам ушёл в сторону, но и кабан не стал атаковать напрямик. Взвыв от боли, он развернулся и, раньше чем Грегори сумел подняться, кинулся на него со спины. Огромные бивни почти вонзились в его плечи, когда Милдрет бесшумно скользнула из кустов и ударила кабана в живот. Тот завизжал ещё более оглушительно и, забыв про первую цель, бросился на свою обидчицу. Милдрет не успела отступить, когда кабан повалил её на землю и полоснул клыками по плечу. Грегори же вскочил на ноги мгновенно и, набросившись на зверя, оседлал его и перерезал горло, залив и себя, и лежащую на земле Милдрет тёмно-красной горячей кровью.
Он ещё не восстановил дыхание, когда сбоку послышались приветственные крики и аплодисменты.
Грегори перевёл безумный после боя взгляд с туши кабана на собравшихся зрителей. Впереди всех стояла Ласе, и лицо её сияло так, будто это она победила кабана.
– Ты восхитителен! – крикнула она.
Сердце Грегори всё ещё бешено стучало.
Он медленно перевёл взгляд обратно на добычу.
Милдрет, прижатая весом двух тяжёлых тел, лежала неподвижно. Глаза её были закрыты.
Грегори соскочил вбок и, сам не заметив как, сумел отбросить огромную тушу, попытался найти рану, но крови было слишком много, чтобы что-нибудь понять.
Где-то вдали продолжали шуметь зеваки, а Грегори стало так страшно, как не было ещё никогда. Ему не было страшно, когда кабан смотрел на него, и когда его конь первым нёсся в атаку в деревне Армстронгов, и только теперь ему показалось, что руки перестают его слушаться. Он не чувствовал кончиков пальцев, которыми пытался нащупать рану, и, только разорвав на Милдрет рубашку, смог наконец разглядеть глубокие борозды от клыков кабана.
– Надо отвести его в замок! – крикнул он, заметив, что к нему приближается Ласе, и поспешно укрыл обнажённое девичье тело собственным плащом.
Ласе в недоумении посмотрела на него.
– А как же кабан?
Грегори с трудом поборол желание наброситься на неё и придушить прямо тут.
– Оставляю его вам, – он подхватил Милдрет на руки и, стараясь не навредить неловким движением ещё сильнее, направился к толпе.
– Грегори, так нельзя! Ради какого-то слуги? – услышал он голос девушки из-за спины, но даже не обернулся. Оттолкнул ближайшего рыцаря, державшего лошадь в поводу, Грегори забрался верхом, пристроил Милдрет перед собой и пришпорил коня.
Всю дорогу до замка его сердце стучало так, как будто кабан ещё нависал над ним самим. Милдрет не приходила в себя. Не пришла она в себя и в башне, и даже когда травница, цокая языком, промывала рану – лишь вздрагивала от боли, но глаз не открывала.
Грегори сидел в изголовье кровати, уложив голову девушки себе на колени, и, то и дело путаясь в длинных прядях, гладил по волосам. Пальцы его дрожали.
Наконец травница ушла, оставив их вдвоём, но Грегори всё никак не мог отпустить свою ношу.
Три дня он не выходил из башни, не ел и почти не спал. Только сидел, обнимая единственную, кто существовал для него в эти дни.
Мысль о том, чтобы потерять Милдрет, казалась дикой, кощунственной и невозможной.
На третий день Милдрет открыла глаза. Она кашляла и тяжело дышала, было видно, что бинты пережимают ей грудь.
– Убил? – спросила она хриплым шёпотом.
Грегори моргнул. За прошедшие три ночи он столько раз видел этот момент во сне, что не сразу поверил собственным ушам.
– Убил, – так же хрипло прошептал Грегори и, облизнув внезапно пересохшие губы, добавил: – Спасибо тебе.
Милдрет закрыла глаза.
Они сидели так в тишине, пока Милдрет снова не уснула.