Письмо было адресовано председателю горсовета. Начиналось оно так: «В газете «Комсомольская правда» от 8 февраля 1958 года была напечатана статья о Норильске, в которой рассказывалось о комсомольцах-энтузиастах. Они, рискуя своей жизнью, выходили на улицу, чтобы оказать помощь людям, терпящим бедствие. Кроме того, я встречался с людьми, которые приезжали из вашего города в Пятигорск на отдых. Они также говорили, что были случаи, когда во время пурги людей уносило в тундру, где они и погибали».
И далее автор письма предлагал проект. Нужно обнести весь город двумя рядами проволочной сетки, которая задерживала бы человека, уносимого свирепым ветром. Такие же заграждения поставить и внутри города, создав из них замкнутые по кварталам кольца.
Видимо, «проектант» был искренне обеспокоен положением жителей заполярного города, но составлял он свой «проект», лишь понаслышке зная о Норильске. Он представлял, наверное, что здесь люди ходят при блеклом свете луны или под всполохами северного сияния, держась за веревку, которая натянута между ред «кими домами. Такого Норильска давно нет. И люди далеко не так беспомощны в борьбе со стихией, как это кажется автору письма, хотя зимой норильчанам приходится туго. Вот один из зимних эпизодов.
…Пятые сутки бесновалась пурга, наметая сугробы, занося улицы и дороги пятиметровым слоем снега. Ветер временами достигал силы и скорости урагана. Он срывал крыши домов, нес угольную пыль, сдутые с крутых, голых склонов Путорана небольшие камни. Дикий и злобный, он особенно свирепствовал за городом. Движение по дорогам почти прекратилось: даже могучие двадцатипятитонные «МАЗы» и огромные «татры» ползли против ветра со скоростью черепахи. Обычные автобусы просто не могли продвинуться ни на метр, несмотря на то что колеса их бешено вращались.
Наступили «актированные дни». В Норильске прекратились работы на строительстве и в открытых рудничных карьерах, в угольных разрезах, на погрузке угля. Но на улицах круглые сутки горел свет, в домах круглые сутки была горячая вода. И над никелевым заводом, еле-еле пробиваясь сквозь пелену мятущегося снега, регулярно вспыхивало багровое зарево. И поднимались на-гора добытые горняками в глубине земли уголь и руда. Как всегда, будто ничего не произошло, работали ТЭЦ, обогатительная фабрика, рудники и шахты, коксохимический, плавильный, электролизный цеха комбината. Пятые сутки не уходили от печей, котлов, турбин, аппаратов рабочие, они ели и спали тут же, в цехах: смена к ним добраться не могла.
Им было трудно, уставшим от напряжения и недосыпания за эти сто с лишним долгих часов. Но они все-таки были под защитой крепких кирпичных стен, в относительном тепле и безопасности.
А Павла Белова, молодого дорожного мастера, защищал от ветра лишь полушубок, надетый поверх ватной телогрейки и таких же брюк. Впрочем, «защищал»— это слишком оптимистически сказано. Чуточку прикрывал — так-то будет вернее. Павлу казалось, что он вообще одет во что-то воздушное, вроде кисеи или капрона, пронизываемое ветром насквозь.
Белов шел, увязая по колено, в движущемся под ногами снегу. Даже не шел, а падал вперед, одновременно выбрасывая ногу. Ветер не давал упасть, он сильно толкал в грудь, стремясь опрокинуть человека навзничь. Тогда Павел, увязнув одной ногой в снегу и перенеся на нее центр тяжести, снова падал. Так, метр за метром, он поднимался по дороге в гору.
Дороги не было, ее погребло под многометровыми заносами. Но дорога должна быть: комбинат не может остановиться. Он, Павел, отвечает всего лишь за десятикилометровый отрезок шоссе, соединяющий рудники с обогатительной фабрикой. Шоссе, по которому машины подвозят к дробильному цеху руду. А сколько таких участков на территории комбината, и все они нужные, важные, обеспечивающие друг друга…
Ветер и снег били по лицу Павла, причем казалось, что каждая снежинка утыкана острыми иглами, которые впивались в кожу, рассекали ее. Но Белов, упрямо-наклонив голову, прижав подбородок к груди, карабкался вперед. В левой руке Павел крепко держал фонарь. Пройдя несколько метров, мастер оборачивался и махал фонарем. Тогда из мрака полярной ночи наплывали желтые, залепленные снегом глаза бульдозера. Они тускло светились откуда-то снизу, из траншеи, проделанной машиной в заносах. Почти борт о борт с бульдозером, чуточку сзади, шел автошнекоротор, фонтаном отбрасывающий снег на несколько метров в сторону, за траншею.
Дождавшись, пока машины подойдут совсем близко, Павел поворачивался и снова начинал свое единоборство с ветром. Эх, думал он, хорошо бы сейчас в кабину! Там, конечно, тоже не рай, но все же от ветра защищен. Да, хорошо бы, но нельзя, невозможно. Он должен идти впереди, чтобы водители могли ориентироваться по его фонарю. Ведь в такую пургу даже сильные фары не пробивают сплошную завесу стремительно мчащегося навстречу снега, который застилает все. И еще проклятая темень. Вот потому-то он и шагает в трех метрах от машин, указывает путь. Места здесь опасные: скалистые обрывы, крутые повороты. Водители без него, Павла, как без глаз.