Тунисские напевы

– Какого оружия? Разве мы соперники? – вопрошала Гайдэ с любопытством.

– Конечно. Мужчина и женщина вечные соперники, тем более в любви.

Гайдэ покраснела. Стыдливый румянец, так шедший ко всему её виду, к общему тону разговора, обнаруживал в ней брильянт довольно редкий для опытных в сладострастье наложниц – невинность души; робость перед страстью есть лучшее украшенье этой страсти.

Но слово любовь, сказанное Фаридом произвело на девушку неизъяснимое впечатление. Воображенье её резко вступило в игру, поминутно раскрашивая настоящее, рисуя прошлое и обещая будущее.

Нужно было действовать решительно. И хотя Фарид желал ещё задать множество вопросов, он стремительно приблизился, заглянул в бездны её глаз и молвил: – Встретимся завтра в полдень, здесь же.

– Мне нельзя – испугалась она.

– Ты же говорила, что тебе плевать на их правила, – спокойно возражал янычар.

– Хорошо. Завтра. В полдень, – произнесла она и хотела уже убежать. Но Фарид остановил её, указав на чадру, висящую у неё в руках. Она вспомнила об обычае, начала надевать балахон; от волнения запуталась в ткани. Янычар подошёл медленно, дотронулся до её плеча, тягучим движением распутал ткань; помог ей. Как быть! Даже непроницаемая ткань слабая защита перед электрическими искрами. И как говорил классик: все почти страсти начинаются так.

Расстались. Гайдэ вернулась на рынок, где Кирго ждал её, и когда она посмотрела на него, он не смог удержаться от немого упрёка. В руках юноши была маленькая коробочка с красивой тесьмой; он выторговал серебряное простенькое кольцо и купил его для Гайдэ, пока её не было. Купил на свои деньги, хотел, чтобы подарок был от него и никак не напоминал о гареме.

– Это тебе, – смущённо произнёс он – скажешь, что сама выбрала. А теперь пойдём, нам пора.

И они молчали всю дорогу до дома. И весь оставшейся день не виделись. Гайдэ было не до того. Она влюбилась. Почему? Может всему виной уже описанная скука гарема, а может красота янычара. Кто знает.

Наутро Гайдэ пошла к Кирго и стала упрашивать отвести её на тайную встречу. Ничего не утаив, пересказав ему весь разговор с янычаром от начала до конца, дева надеялась получить согласие за откровенность. Но евнух отчего-то отворачивал голубые глаза, когда она говорила: «Мне нужно к нему! Очень нужно».

И сделав, наконец, вид безразличия, Кирго отвечал, что затея опасная и не стоит риска. Гайдэ же мягко тронула его за плечо своими тонкими перстами; из губ её пошли увещевания и напоминания об их дружбе: о том, что друзья помогают друг другу.

Кирго эти напоминания были особенно тягостны; он согласился, единственно чтобы прекратить их. При том, сделав вид, что они полностью справедливы; мужская гордость подсказала ему.

Было бы драматичнее, если бы Гайдэ не знала о чувствах Кирго. Однако, для пестроты портрета, скажем: она уже давно убедила себя, что Кирго её разлюбил или же его чувства явились в преданную дружбу. Посему, красавица не предполагала неудобств, нанесенных своей просьбой. Хоть втайне от самой себя и знала, что любовь так легко не смыть. Но что делать… женщины внушают себе какое-то мнение и сами ему покоряются; это роднит их с самой истиной: не зря ведь истина женского рода.

После согласия Кирго, Гайдэ сделалась так ласкова, так внимательна. Теперь её указательный палец украшало не золотое кольцо с большим камнем, подаренное Сеидом, а тонкая серебреная полоска вчерашнего подарка. И самолюбие Кирго вновь расцветало тёмной, романической надеждой. Всё утро она шутила, говорила, но была задумчива; небольшие тени повисли у ней под глазами.

В полдень Гайдэ и Кирго стояли возле тупика, где вчера происходило объяснение наложницы и янычара. Фарид появился из-за угла; медленной и размашистой походкой подошёл он к ним.

– Кто ты? – вопросил без церемоний Фарид, взявшись за рукоять своего килиджа (сабли) и уставившись на Кирго. Тот не оробел и, расправив плечи, ощутил, что кинжал, лежащий у него за поясом, сейчас, на коротком расстоянии, будет намного полезнее, если с наскока ударить им в шею или грудь, не дав достать из ножен длинный калидж, у которого к тому же изогнуто лезвие в верхней части.

– Я Кирго… – произнёс юноша, уже готовый перейти к делу.

– Он евнух, – вступила Гайдэ – он мой друг и мне помогает.

– Что ж, салям алейкум, Кирго – снисходительно отозвался янычар. Его тон и слова Гайдэ казались упрёком. И если бы наш герой мог выбрать между тем, чтоб быть разрубленным калиджем или через секунду услышать этот упрёк, он без колебаний выбрал бы первое.

Фарид уже не обращал на евнуха никакого внимания. Он наклонился к Гайдэ, что-то шепнул ей, она кивнула.

– Раз я могу говорить при нём, то не буду ходить вокруг. Улицы неверное место для встречи. Я откупил жилище, где нам не будут мешать. Оно не далеко. Можно отправляться.

Гайдэ кивнула ещё раз. Кирго подивился её покорности. Они втроём быстрыми шагами отправились далее по улице; и, оказавшись у самых городских стен, в дрянном квартале, где жили бедные моряки и на улицах шныряла голытьба, увидели двухэтажный покосившийся дом.