Турбо Райдер (сокращённая версия)

Разговор оборвался. Герберт отложил книги и тетрадь, принялся за работу. Наблюдать за этим было скучно. Человек лёг поудобнее и уснул.

Ему ничего не снилось, и проснулся он, судя по собственным ощущениям, довольно скоро — в лаборатории разговаривали.

Человек слушал не открывая глаза.

— Это что? Мне показалось, ты словно пьесу какую–то цитируешь. Или что–то из Библии…

— И то, и то — схожие вещи, актёрское мастерство нужно и там и там, — голос Герберта.

— Мне бы твою дикцию! Я аж заслушался.

— Дело не в дикции, — Герберт говорил торопливо, длинно раздражённо выдыхая. — Говори о том, что тебе нравится, и любой заслушается.

— Так если изучать всё, что нравится, то никакого времени не хватит!

Тут уже Герберт отрезал достаточно громко:

— Иван, ты чего хотел?

— Я, собственно, — у Ивана голос стал извиняющийся. — Я по поводу этого вот.

— А что он? Спит.

Человек понял, что говорят о нём.

— Спит?! Какой материал… Почему ты ещё не…

— Потому что для этого у меня есть крысы, — перебил Герберт. — А с ним я говорил. Он не помнит ни имён, ни названий, ни то, что десять лет уже прошло. В остальном — очень адекватен. Это гораздо интереснее и показательнее, чем прямо сейчас заниматься вивисекцией.

— Герберт…

— Я врач, — он снова перебил. — А не мясник.

— Герберт! Разгадка близка!

— Разгадка чего? Бери реактивы и уходи, право. У тебя вообще выходной. Что ты тут забыл?

— Да я… Странный ты человек, Герберт!

Дальше человек услышал шаги, лёгкий звон ударившихся друг о друга колб и бутылок, а затем хлопок двери.

Вздох.

Снова шаги.

Фраза:

— Ещё и эти ебоманые витражи… напомнил, блядь… какой дегенерат их поставил? Никакому свету доступа нет. Даже такому, фиолетовому.

Человек открыл глаза.

— Кто приходил?

Герберт отозвался без энтузиазма.

— Ты подслушивал?

— Скорее уж не хотел перебивать, — усмехнулся человек.

— Ну и не перебил. Просто… можно сказать ученик.

— Так ты врач?

Не отвечая на вопрос, Герберт подошёл к стенду с мышами, открыл одну из клеток и достал оттуда белую мышь.

Он закрепил её на железном подносе, мышь ничуть не сопротивлялась, насколько человек мог видеть со своего матраса.

Только тщательно закрепив каждую из лапок мыши в специальном держателе, Герберт ответил:

— Врач, химик, всего понемногу. В стране слепых и одноглазый — король.

— А кто такой… Иван, да?

— Можно сказать, ассистент… Минуточку, не отвлекай.

Герберт склонился над одним из столов, и лёжа уже стало не увидеть что там происходит, поэтому человек поднялся и приник к прутьям.

Стало видно, что Герберт взял скальпель в руки и пока что ничего не делает, просто поглаживая мышь по животику. Из–за того, что он стоял спиной, человек не мог видеть его лицо. Просто ли он стоит? Или задумался? Или ему жалко мышь?

Лёгким движением руки Герберт срезал мыши щёки, обнажив зубы и дёсны. Тонкий мышиный писк почти не был слышен. Человек молчал.

Кончиком скальпеля Герберт коснулся дёсен и хмыкнул, после этого одним лёгким движением он провёл линию от горла мыши до самого хвоста, и всё так же быстро, сделав ещё пару надрезов, обнажил её грудную клетку и брюшную полость.

Писк прекратился. Герберт сосредоточенно осматривал вскрытую мышь. Пройдя к столу за тетрадью, за той, в которую он выписывал что–то из книг, он быстро вернулся к мыши и снова начал записывать, но теперь уже порой что–то зарисовывая.

Это не длилось слишком долго. Уже минут через двадцать Герберт отложил тетрадь, вынес поднос с мышью из лаборатории, и уселся на стул, сняв латексные перчатки.

— Как видишь, этой мыши тоже не повезло, — сказал он человеку. — У неё ничего не восстановилось. Печально, да?

Человек нервно улыбнулся в ответ:

— Надеюсь, со мной не будет как с этой мышью. Не хочу, чтобы меня вскрывали.

Герберт серьёзно посмотрел на человека и ничего ему не ответил.

Так и завертелось.

Когда Иван вышел с выходных, он помог Герберту зафиксировать человека и тщательно его осмотреть, взять у него на анализы кровь и прочие естественные жидкости организма.

Им это ничуть не помогло, но человека они оба сочли инфицированным, только как–то совсем уж по–особому, и потому оставили его в лаборатории.

— Ты — первый, кто у нас тут надолго обустраивается! — сказал Иван человеку, немного смущённо улыбаясь. — Остальных мы… ну… ты понимаешь.

— Понимаю, — ответил человек.

Пятая глава

Шли дни, а мирок человека сузился до двух людей, Ивана и Герберта, и до лаборатории с цветными стёклами. Сам не зная почему, как–то особенно быстро человек потерял веру в то, что покинет её. Он и сам удивился этому, но потом решил, что так даже легче.

А потом он начал обустраиваться. Лежанка перестала казаться ему постылой, еда — противной, а ведро для оправления — мерзким. Во многом адаптироваться ему помог Герберт, который был всё так же иронично–прохладен, но его любопытство с каждым днём становилось всё больше и больше, и в ответ человеку тоже становилось любопытно узнать что–нибудь про Герберта.

— Слушай, — сказал он как–то раз, когда учёный набирал шприцем кровь из его вены, — а расскажи о том, что было в самом начале? Расскажи про всё это?