Турецкие народные сказки (второе издание)

Мало-помалу до его уха доносится ржание коней. «Наверно, мои старшие братья здесь», — думает он и едет дальше. Перед ним тоже появляется цветок повилики, и он тоже пытается сорвать повилику. Он двигается — и повилика двигается; в конце концов ему попадается котел с пилавом. «Ах, я голоден, да и повилику не мог сорвать, так хотя бы голод свой утолю этим пилавом», — говорит он, слезает с коня и подходит к котлу. Только он хочет взять пилаву, выходит араб: «О шахзадэ, раньше привета не бывает беседы, поборемся-ка с тобой по-молодецки, а потом и поешь пилаву, пусть он будет тебе во благо» ⁴,— говорит он, схватывает шахзадэ за шиворот и начинает борьбу. А шахзадэ, оказывается, знал молитвы кара хедже⁵. Он читает их, дует на араба: араб перестал владеть руками, кинжал выпал из его рук, и шахзадэ сбросил араба на землю. Тотчас же он вытаскивает свой кинжал, отрезает арабу голову, глядь! — а там опять повилика. Нагнувшись, он срывает повилику и втыкает ее себе в чалму. Потом он садится на коня, захватывает и коней своих старших братьев и едет туда, где был везир, а везир поджидал шахзадэ у дороги. Шахзадэ рассказал везиру о случае с арабом и сказал о том, что араб убил его братьев. Потом он вместе с везиром идет во дворец, достает из чалмы повилику, наливает воды в склянку и ставит на полку; вечером он ложится спать. А у него был такой обычай, чтобы когда он спал, слуги ставили у изголовья лукум и шербет, а также золотой подсвечник у изголовья, а у ног — серебряный подсвечник. В тот вечер, как и всегда, слуги опять приготовляют лукум и шербет, ставят и зажигают свечи. Падишах засыпает.

В полночь повилика выходит из склянки, отряхивается, превращается в девушку, — такую, что в мире равной не найдется, подходит, ест лукум падишаха, выпивает шербет; золотой подсвечник, что стоял у изголовья, ставит к ногам, а тот, что у ног — ставит к изголовью, целует падишаха в обе щеки, снова влезает в свой покров и становится повиликой. Той ночью падишах просыпается, глядь! — лукум съеден, шербет выпит, подсвечники переставлены. Утром он встает, кличет слуг: «Кто входил нынче ночью в мои покои?» — спрашивает он. Напрасно слуги отвечали: «О падишах, кому же войти? Никто не входил!» — падишах не верит и избивает их до полусмерти. На вторую ночь падишах снова ложится, ему приготовляют лукум и шербет, зажигают свечи, и слуги выходят из покоев. В полночь, когда падишах спит, повилика снова отряхивается, превращается в девушку, ест лукум, пьет шербет, переставляет подсвечники и, поцеловав падишаха в обе щеки, снова влезает в свой покров. Утром падишах опять собирает слуг. Сколько он ни спрашивает: «Кто входил в покои?» — слуги отвечают: «Никто не входил». Когда они так сказали, падишах разгневался и так их побил, что у них отовсюду хлынула кровь. На третью ночь падишах, чтобы на этот раз не уснуть, крепко обтянул себе шелковым шнурком палец, и вот от боли падишах не мог заснуть. Как и прежде, были приготовлены лукум и шербет. Падишах притворяется спящим. И вот в полночь повилика выходит из склянки, отряхивается, превращается в девушку, ест приготовленный там для падишаха лукум, пьет шербет. Когда она готовилась поцеловать падишаха в обе щеки, падишах открывает глаза и схватывает девушку. А это, оказывается, была девушка-пэри. Она умоляет падишаха: «Ой, отпусти меня!» — а падишах говорит: «Зачем отпускать? Я из-за тебя стольких слуг избил до полусмерти, а теперь мне тебя отпустить?» С этими словами он хватает тут же ее по-кров-повилику и рвет на куски. И с этих пор девушка не может влезть в свой покров и остается с падишахом. А падишах, после праздника свадьбы в сорок дней, сорок ночей, берет в жены девушку, и они не расстаются друг с другом до самой смерти.

12. Гюль-султан

ыло — не бывало, а у человека печали было немало ¹.