Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Принимая в расчет достаточно высокую плотность населения в так называемых коренных областях Туркестана – Сыр-Дарьинской, Самаркандской и Ферганской – и агроклиматическую специфику, становится очевидным, что найти для заселения свободные орошаемые земли было трудно. Кроме того, в соответствии со ст. 255 Положения об управлении Туркестаном правительство обещало сохранить за местным населением земельные угодья[430]. Игнорирование этих обстоятельств, при планомерной организации русских переселенческих поселков могло в дальнейшем привести к нестабильности в жизни переселенцев, поскольку возникала возможность соперничества между пришлым и местным населением из-за пользования земельно-водными ресурсами[431]. 6 июля 1904 г. был обнародован переселенческий закон, по которому все ранее прибывшие в Туркестан самовольные переселенцы были узаконены[432]. Однако переселенческое дело в крае по-прежнему оставалось неорганизованным. Это объяснялось по-прежнему нехваткой средств и свободных орошаемых земель.

В ходе Столыпинских реформ положение изменилось. Новая аграрная политика предполагала массовое переселение крестьян за Урал, в том числе в Туркестан. В Туркестане переселенцы в основном устремились в степные районы Семиречья и Сыр-Дарьинской области[433]. Основную массу прибывших в Туркестан переселенцев составляло беднейшее крестьянство, которое надеялось получить здесь то, чего не имело на Родине, – землю и хозяйственную самостоятельность. Тем не менее в переселенческом деле царил «полнейший хаос»[434], а значительная часть неустроенных переселенцев возвращалась обратно в Россию. Особенно остро вопрос стоял в Семиречье. Коренное население оказывало активное, часто вооруженное, сопротивление царским чиновникам, поскольку считало, что у них самым беззаконным образом отнимают их земли[435].

Неоднократно в край с инспекциями приезжали крупные государственные чиновники и депутаты Государственной думы. Они были единодушны в оценке: промедление с широкомасштабной русской колонизацией уже имеет вредные последствия, поскольку «русского населения здесь горсть среди миллионной загадочной, в своей замкнутости и религиозном фанатизме, толпы туземцев»[436]. Такая диспропорция в численности завоеванных и завоевателей была недопустима[437].

Осуществление переселения во многом зависело не только от позиции центральных органов управления, но и в значительной степени от личных взглядов туркестанских генерал-губернаторов и военных губернаторов областей. Часто местная и центральная власть не могли достичь консенсуса. Так, военный губернатор Семиречья М. Е. Ионов еще в 1906 г. подчеркивал, что благополучие одних русских подданных нельзя основывать на насильственном захвате собственности у других[438]. Ионова поддерживал генерал-губернатор Туркестана Н. И. Гродеков. Последний решительно выступал за передачу переселенцам только реально пустующих земель или земель, орошенных за счет государства.

Таким образом, явственно вырисовывались две стороны конфликта. Это местная администрация во главе с генерал-губернатором и Главное управление землеустройства и земледелия. В докладной записке Главного штаба от 31 января 1908 г. говорилось, что коренное противоречие между направлением переселенческой политики в Туркестане, принятым Главным управлением землеустройства и земледелия, и мнением Туркестанского генерал-губернатора заключается в том, что управление считает возможным самую интенсивную колонизацию Туркестана переселенцами, в отличие от краевых властей[439]. Двумя годами ранее начальник Азиатского отдела Главного штаба генерал-майор Ф. Н. Васильев высказался еще яснее: «…поддержание доктрины "Туркестан для русских" может привести к самым положительным результатам, сохраняя всегда полезное значение и в политическом отношении»[440].

Преемник Гродекова П. И. Мищенко, временно исполнявший обязанности генерал-губернатора, как и его предшественник, считал, что все переселенческое дело в крае должно быть подчинено исключительно власти генерал-губернатора. Ему лучше известны местные условия, нежели Главному управлению земнеустройства и земледелия. А двойственность в подчинении, как показала практика, приводила только к «недоразумениям и пререканиям». Доводы Мищенко были не лишены здравого смысла. Переселением занималось сразу несколько организаций, имевших различное ведомственное подчинение. Ситуация напоминала басню про лебедя, рака и щуку. Все тянули в разные стороны, в зависимости от узковедомственных интересов. В результате дело практически не двигалось с места.