Ввиду сказанных соображений, давая такую организацию административного устройства края, мы не хотели иметь в виду, что, снимая с населения оковы векового рабства, мы невольно разовьем в нем сознание собственного достоинства, и когда это, враждебное нам по духу своей религии население обсядется, обстроится и успокоится от внутренних смут и даже забудет о недостатках ханского управления, то подумает о том, не идет ли оно по должному религиозно-нравственному пути, мирясь с иноверной высшей властью в крае.
К развитию такого сознания в населении есть готовый материал в лице бывших ханских служилых людей, которые внушают своим детям о потере ими прав, благодаря новому режиму управления, на привилегированное положение в крае, а также в лице фанатичных представителей религиозно-нравственного мусульманского культа.
Более закоснелые и сильнейшие духом, эти враждебные нам два класса людей, по мере занятия нами края не находя для себя деятельности и средств к жизни в занимаемых нами областях, удалялись в соседние, одинаковые по складу жизни населения и управлявшиеся еще ханами владения, где они встречались, конечно, с распростертым объятиями, как крепкие ненавистники надвигавшейся опасной для ханской власти силы и вернейшие защитники господства мусульманского культа.
Само собою разумеется, что эмиграция злейших наших ненавистников из пределов занимавшегося нами Туркестанского края тоже способствовала спокойному состоянию населения под нашим управлением в занятых нами частях края.
Такими враждебными для нас людьми, убегавшими из занимавшихся нами частей Туркестанского края, переполнялись Фергана и Бухара, так как за пределами этих областей живут хотя и мусульмане, но уже с значительно иным складом жизни, и потому вышеупомянутым двум классам людей идти далее Ферганы и Бухары являлось непривлекательным, они не чувствовали бы себя там дома.
С другой стороны, по мере занятия нами частей Туркестанского края жизнь в соседних Коканском и Бухарском ханствах принимала более легальные формы, уменьшался произвол и право находило защиту для себя в суде.
К этому способствовало, во-первых, то, что ханская власть сама по себе делалась прочнее в глазах соуправителей ханских – беков, которые уже не смели открыто выражать своего неповиновения ханам, боясь вмешательства русских в защиту ханской власти, чему уже были примеры в Бухаре, и наша защита Музафар-Этдин-хана против возмутившегося его сына и возвращение Музафар-Этдин-хану отложившихся от него Китабского и Шахрисябзского бекств, а во-вторых, также и то, что наша высшая пограничная власть в крае всегда требовала от ханов более кроткого и справедливого управления своим населением и постоянно напоминала им об этом.
Таким образом, ко времени занятия нами Ферганы, во-первых, там уже скопилась огромная масса сильного духом ненависти против нас людей, укрывшихся там из ранее занятых нами частей этого ханства, во-вторых, население этой области при занятии ее нами не испытывало тяжелого режима бесправного ханского управления, и, в-третьих, самое-то движение в Фергане против царствовавшего там в то время Худояр-хана было поднято одним из ханских царедворцев кипчаком Абдурахманом Автобачи, хотя из личной мести, но освященное во имя идеи газавата, то есть войны с неверными, как против человека, стремившегося к тесному единению с русскими и склонного вводить в стране порядки по русскому образцу.
Что движение 1875 года в Фергане было направлено исключительно против русского владычества в крае, безусловно подтверждается тем, что область эта, состоя из крайне разноплеменного населения и потому всегда занятая междоусобиями из-за власти до царствования Худояр-хана, во все время поднятого движения Абдурахманом Автобачи проявляла замечательное единомыслие и не возбуждала партийных вопросов из-за того, кто должен стоять во главе государственной власти.
При занятии нами всех крупных оседлых частей Туркестанского края мы сразу, можно сказать, на другой же день после занятия известных городов, становились там если не вполне желанными, то, во всяком случае, всеми признаваемыми властными хозяевами. Происходило это оттого, что, как изложено выше, мы всегда имели дело не с народом, а с известною партией, властвовавшей, и притом обидно и тягостно для населения, в занимавшейся нами стране.
Не то мы встретили в Фергане в 1875 году.
По объявлении Абдурахманом Автобачи, в местности оседлости кипчаков, в пределах нынешнего Андижанского уезда, священной войны, Худояр-хан сразу понял захватывающее значение этого призыва для всех мусульман, без различия партий, и потому, не ожидая успеха от возможности борьбы со своими войсками против Абдурахмана Автобачи, сразу сделавшегося симпатичным народным героем, бежал в наши пределы вместе с бывшим в то время в городе Кокане нашим посольством, направлявшимся в Кашгар, и под защитою нашего военного конвоя при этом посольстве.