Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

3.5. Разведка. Колониальные эксперты об исламе и способах контроля (дискурсы и экспертные записки)

Этот раздел – также один из самых больших в главе и включает в себя несколько обширных документов, значительная часть которых публикуется впервые. Они появились в период серьезных перемен как в мире, так в исламских странах. Русско-японская война (1904-1905), революция 1905 года и последовавшие затем глубокие политические и социальные реформы привели к серьезным переменам в пестром российском обществе. Российские мусульмане не остались в стороне от этих перемен, которые повлекли за собой возникновение новых и расширение былых общественно-политических движений в мусульманских общинах империи. В первую очередь это касается реформаторства (джадидизма[669], или, согласно вокабуляру приведенных документов, «панисламизма»). Как писал выдающийся российский реформатор Абдурашид Ибрагимов, имя которого неоднократно упоминается в публикуемых ниже документах, война с Японией разбудила мусульман России и дала им шанс на свободу. Однако он же с разочарованием пишет, что мусульмане инертны и готовы остаться в составе империи «за небольшой кусок свободы»[670]. Действительно, не все идеи «мусульманских революционеров» вроде Абдурашида Ибрагимова были восприняты мусульманами, масса которых была далеко не однообразной. Подавляющее большинство из них действительно было готово довольствоваться малым, предпочитая «большой смуте» обычные послабления[671].

Перемены в настроениях и поведении мусульман не могли быть не замечены чиновниками разного ранга и экспертами. В их оценках ислама и мусульман и особенно перемен в их среде усиливаются былые фобии и, как следствие, воспроизводятся старые штампы. Это заметно во всех представленных в разделе документах. Одновременно здесь же мы видим новые клише, которыми стал обогащаться имперский ориентализм. Так, в аналитическом документе (открывающем раздел) с оценкой «положения среди мусульман края», ее составитель пишет, что события последних лет «всколыхнули древний Восток, который, казалось, так сладко дремал, грезя лишь о своем великом прошлом и отнюдь не помышляя

О будущем. …несчастья наших поражений принесли свою переоценку отношений к нам восточных народов. Переоценка эта была, разумеется, не в нашу пользу, и от былого обаяния русской мощи на Востоке осталась лишь жалкая тень».

Еще одна новая черта подобных экспертных записок – расширение масштабов и контекстов в оценках «брожения умов мусульман». В первую очередь мы видим обязательное обращение к международному контексту. Например, авторы записок пытаются оценить цели и действия мусульманских революционных групп в Иране, Индии, Турции и других странах, резонно отмечая в них начало масштабной антиколониальной борьбы. С такой же тревогой говорится, что лидеры иранских реформаторов находят себе приют в Тифлисе или на юге Азербайджана. Авторы почти всех представленных записок опасаются, что эта революционная идеология найдет благодатную почву среди мусульман Кавказа. Параллельно оживляются старые подозрения относительно «коварных замыслов» Турции, готовой якобы броситься на Кавказ и готовящей почву для интервенции посредством засылаемых эмиссаров, чтобы найти там поддержку мусульман.

Такое же расширение оценок «состояния мусульман» заметно во взглядах на взаимное влияние идеологии мусульманского реформаторства в Российской империи. В этом смысле наблюдения экспертов того времени или материалы внутренней разведки будут весьма полезны и интересны современным исследователям, не исключая, конечно, тех данных, которые публикуемые документы предоставляют для наблюдений за переменами в идеологии колонизации. Эти документы показывают, что идеи о «цивилизаторстве», просвещении «фанатичных мусульман» почти не звучат. Напротив, самостоятельный порыв реформаторов к первым шагам навстречу той самой «цивилизации» оценивается как самое опасное для империи явление. Речь идет о движении по распространению образования в европейском стиле, инициированном Исмаилом Гаспринским[672]. Таким же опасным для империи неожиданно представлено довольно маргинальное движение Ваисовцев[673], которое нашло небольшое количество своих последователей в Закаспийском крае.

Перечисление такого рода глобальных контекстов революционного брожения среди мусульман в исламском мире и в России составители представленных записок и докладных считают достаточным основанием для усиления «широко поставленного разведочного (!) дела в Туркестане» с расширенными полномочиями, «дабы вовремя упреждать появление смут». Местная администрация обвиняется в том, что не способна собрать нужные данные и правильно оценить ситуацию. Обращение к Андижанскому восстанию 1898 года, которое, как считается, администрация «проглядела», стало «дежурным примером» в такого рода документах.