Туркестан в имперской политике России: Монография в документах

Одновременно такую же настороженность директор Департамента высказывает относительно визави джадидов, которых он называет «сторонниками старых традиций», или «стародумной партией», «старотатарщиной». Последние также представлены как «ненадежные», со ссылкой на пример восстания 1898 г. в Андижане. Резюме главного чиновника от полиции сделано вполне в духе его службы: «С осторожностью и бдительностью следует относиться ко всяким движениям и настроениям в среде мусульманского населения России».

Ответы на запрос директора Департамента (см. ниже) были похожими в том смысле, что новые веяния среди мусульман империи еще не дошли до Ферганской долины, хотя некоторые мусульманские богословы выписывают знаменитую газету «Тарджиман», издаваемую Исмаилом Гаспринским, и читают другую литературу джадидов. Особенно интересен ответ городского головы Нового Маргилана. Он замечает, что реформаторы стремятся «разбить рутину старой школы, привить обучающимся идеи культуры и прогресса и, несомненно, разбудить в мусульманской среде идеи самосознания и общности последователей ислама, обещающим народиться в будущем идеей панисламизма». В этой связи ставится резонный для чиновника вопрос: «На сторону какой из этих двух школ должны склониться симпатии и поддержка Правительства»? Городской голова Маргилана замечает: «Косные идеи старой школы известны нам уже несколько веков; мы знаем, что она воспитывает …строгих исполнителей религиозных обрядов, но вовсе не расширяет умственного кругозора обучающихся, и должно напротив – сколь возможно суживать их заучиванием известного числа старых книг».

На этом фоне «новая школа» и реформаторство представлены как явление «опасное общегосударственным интересам». Резюме чиновника тоже составлено вполне в стиле трезвого политика: «Сохраняя положение покровителей и оставляя старую школу в ее рутинном положении – приобретается двойная выгода, во-первых, то, что за нами останутся симпатии населения, как за хранителями якобы мусульманских традиций и покровителей любимой ими старины, и, во-вторых, устранится опасность распространения новаторских идей, более вредных, нежели безжизненный, но громкий принцип священной борьбы с неверными».

Вторая группа публикуемых здесь документов представляет собой ряд прошений и административную переписку по поводу создаваемого мусульманского благотворительного общества «Помощь» в г. Ташкенте с филиалами в Сырдарье. Получив отказ в Ташкенте, учредители обратились с прошением в Сырдарьинский уезд. Интересно, что инициаторами создания общества выступили известные ташкентские кадии[771] и джадпды. Как ожидалось, прошение было отклонено после долгих обсуждений и переписки. Судя по публикуемому протоколу, вопрос об упомянутом прошении обсуждался на специальном заседании Сырдарьинского Комитета по делам об Обществах и Союзах[772]. И здесь нет ничего необычного в подборе аргументов, призванных обосновать отказ. Наряду с обычными бюрократическими придирками (неточно указанное количество постоянных членов, неясные формулировки некоторых параграфов и т.п.), отказ мотивирован тем, что действие Манифеста о политических партиях и союзах (4 марта 1906 г.) «не может распространяться на туземцев Туркестанского края, не обладающих полнотою политических прав, т.е. не имеющих представительства в Государственной Думе».

Еще более любопытен документ, составленный от имени начальника (коменданта) г. Ташкента полковника Калмакова. В нем он утверждает, что деятельность общества «Помощь» может «вызвать волнение среди туземного населения, ибо устав нарушает обычай и шариат 6-й и 8-й статьями». В этих статьях речь идет о том, что членом сообщества «Помощь» может стать любой человек «всех вероисповеданий», если он внесет соответствующий взнос или помощь в кассу общества (см. публикуемый здесь Устав общества). Казалось бы, именно это обстоятельство должно свидетельствовать о действительной толерантности и открытости общества, доказывающих, что оно никоим образом не может квалифицироваться как потенциально опасное. С другой стороны, совершенно непонятно, на каком основании эти статьи Устава толкуются как противоречащие шариату или адату. Хотя Калмаков уверяет, что это заключение сделано им «не единолично, а совещаниями из людей, знакомых с обычаями народа и шариатом». В заключение он заверяет, что привык относиться с осторожностью к вопросам шариата и стремится к общественной безопасности в Ташкенте.

Однако и эта попытка выставить себя защитником шариата и общественного спокойствия выглядит обычной отговоркой, за которой в действительности стояли новые фобии и «страшилки», которые уже по инерции сопровождали любые новые и старые формы социальных организаций мусульман.