Как можно быть небестолковым сыном своего отца и совершенно не разбираться в делах?! Вот что меня возмущало. Но после третьего десятка отжиманий я подумал, что, пожалуй, слишком уж строго рассуждаю.
Предположим, я – глава клана. Само собой, я в курсе множества тёмных дел, без которых никуда, на которых всё и держится. И у меня есть сын, которого я мыслю своим преемником. Что-то я ему расскажу, разумеется. Но некоторые вещи... Некоторые вещи приберегу до тех пор, пока ему не исполнится хотя бы лет восемнадцать-двадцать. А по-хорошему, подождать бы до тридцати.
В моём мире всё было точно так же. Лидеры ОПГ не размахивали пистолетами в кругу семьи, не обсуждали дела при детях. Жить двойной жизнью было для них в порядке вещей, и языком они лишний раз не трепали. Подросток может разболтать что-то только потому, что он — подросток. Его может шокировать то, чем занимается отец. Может, наоборот, он начнёт испытывать к этому нездоровый интерес. Поэтому все и предпочитают, чтобы сперва у пацана сформировалось какое-то понимание жизни, в которое потом уже можно будет аккуратно вплести новую ниточку.
Да что там говорить. Разве я сам кого-то посвящал в то, что происходило у меня на службе? Разве моя жена хоть раз слышала от меня что-то типа: «Сегодня брали притон, так там один полудурок был до такой степени обдолбан, что сидел на кухонном столе голый и жрал собственное дерьмо, глядя на нас»? Нет. И будь у меня сын возраста Юна, это было бы последнее, что я хотел бы ему рассказать.
Вот Юн и не знал, кто такой Кианг, не знал, что клан использует «лекарство преданности». Всё это были теневые стороны бизнеса, которыми глава клана не спешил хвастаться перед отпрыском. Ждал, пока тот подрастёт. Не его вина, что не дождался...
Я услышал шуршание в постели и, оттолкнувшись как следует от пола, хлопнул в ладоши, завершая подход. Встал, перевёл дыхание. Потряс руками. Тело требовало больше нагрузки, оно привыкло к постоянным тренировкам. Но я мысленно сказал себе: «Стоп!». Лучше поберегу силы до следующего тура. Когда он будет – не знает никто, как обычно. Однако вряд ли Нианзу станет долго тянуть. И, если предположить, что сложность идёт по возрастающей, то скоро я оттянусь по полной программе, безо всяких отжиманий.
Но кое-какие упражнения, конечно, можно поделать... — подумал я, глядя на просыпающуюся принцессу, которая только что зевала и с трудом открывала один глаз, но вдруг, увидев меня, резко села и чуть не задохнулась от избытка мыслей, воспоминаний и эмоций.
– Ты живой? – выдохнула она.
Врать себе я не умел и не любил. Облегчение в её голосе было совершенно настоящим, я его не придумал.
— Извини, так было нужно, – сказал я.
– Но... – Девушка осеклась, помотала головой. И вдруг резко подтянула колени к груди, сжимаясь в комок. – Лей, прости меня! Я не хотела этого делать...
— Ничего страшного. На, попей. Тебе нужно успокоиться. – Я протянул ей стакан с водой.
Принцесса машинально взяла и выпила больше половины. Сморщилась:
– Что это?
-- Обычная вода.
– Вкус какой-то странный.
– Ну, у того пива, что я выпил вечером, тоже был странный вкус.
Стакан выпал из руки Принцессы на пол, вода выплеснулась на ковёр. Девушка стремительно побледнела и рванулась с кровати к туалету.
– Куда? А ну, лежать! – Я толкнул её обратно, прыгнул сверху, прижал девушку к матрасу, схватив за оба запястья, и уставился в глаза. – Кто велел меня отравить?
– Лей, пожалуйста, я не виновата, я не хотела, я...
– Имя! – крикнул я.
– Зедонг! – взвизгнула она.
– Это не то имя, которое я хотел услышать.
– Зедонг – это наш главный, мы работаем на него! – Принцесса, хныча, извивалась подо мной, она очень хотела жить. – Он дал порошок, он сказал, что я должна это сделать. Лей, пойми – я не могла ослушаться! Я не знаю, кто отдал приказ самому Зедонгу. Он не сам это придумал, точно. Кто-то большой и страшный хочет тебя убить – вот всё, что я знаю. Ты не понимаешь, как в моём мире всё устроено. Мы не можем задавать вопросов. Мы не знакомы ни с кем, кроме Зедонга! Он – наш начальник и господь бог. Тех, кто выше него, мы просто не видим... Лей! Пожалуйста!
– Не дёргайся! – прикрикнул я.
– Я не хочу умирать! – завизжала Принцесса.
– Чем больше суетишься и паникуешь, тем чаще бьётся сердце, – негромко – тем самым мгновенно заставив Принцессу замолчать, просветил я. – Чем чаще оно бьётся, тем быстрее бежит по венам кровь, быстрее работает обмен веществ. Соответственно, тем быстрее любое вещество разносится по организму. Пытаясь вырваться, ты только приближаешь неизбежное.
Принцесса замерла, глядя на меня широко распахнутыми красивыми глазами. Наверное, сердце у неё в этот миг начало биться в два раза быстрее прежнего, от одного лишь ужаса. И, поняв это, она тихонько заплакала.