Туз в рукаве

Она заметила, как он судорожно облизнул губы.

– Звучит весьма убедительно, Хельга, и все же я тебе не верю. Ты всегда была лгуньей, но меня не проведешь.

– Тогда звони в банк, Джек, а я звоню в полицию. Все очень просто…

– Ну а что, если нам перескочить сразу на квадрат «В»? – спросил Арчер, изучая кончик сигары. – Я же объяснил: без счетов Германа я разорен. Кругом одни долги, на меня жмут справа и слева. Я хотел бы вернуться в Штаты и там начать все сначала. Что, если я отдам тебе снимки и откажусь от счета, а ты взамен снабдишь меня энной суммой, достаточной для того, чтобы рассчитаться с долгами и начать новое дело, а? Что ты на это скажешь?

– Я не из тех, кто поддается на шантаж, – спокойно ответила Хельга.

– Ну что тебе стоит наскрести четверть миллиона, а, Хельга? За эту сумму ты получишь снимки и негативы, а со временем – и шестьдесят миллионов. Давай, Хельга, это хорошая сделка.

Она взяла сигарету, закурила, отпила из бокала.

– Ты воображаешь, что это так просто – собрать четверть миллиона?

– Да любой швейцарский банк одолжит тебе, зная, что за спиной гарантии Германа. Он и знать ничего не будет.

Она покачала головой:

– Ты допустил ошибку, Джек. Тебе не следовало меня шантажировать. Я не из тех, кто играет в эти игры. Сегодня утром, лежа в постели, я думала о будущем. И поняла, что страшно устала от Германа, что меня просто тошнит от него… Я хочу свободы. Я хочу иметь возможность завести любовника, когда захочется… И еще я подумала об этой куче денег. Шестьдесят миллионов… Это слишком много. Я не в силах сообразить, что делать с такой огромной суммой. А потом я прикинула, с чем остаюсь, если мы с Германом разведемся, и, знаешь, была приятно удивлена. Оказывается, я вовсе не нищая, если даже он вышвырнет меня на улицу. – Она лгала вдохновенно и, как ей казалось, убедительно. – Ведь ты о многом не знаешь, Джек… Не знаешь, например, что на последний день рождения Герман подарил мне облигации, обеспечивающие десять тысяч годового дохода – (Ложь!) – А на предыдущий день рождения он подарил коттедж в Кармеле, очень уютный и славный домик. – (Еще одна ложь.) – И потом, у меня остаются драгоценности на сумму свыше двухсот тысяч долларов (правда), пять меховых манто. – (Тоже правда.) – У меня есть автомобиль, роскошная моторная лодка. – (Тоже правда.) – И еще Герман подарил мне картину Пикассо, она оценивается минимум тысяч в сто. – (Ложь, это не Пикассо.) – Если все это выгодно продать и с умом вложить деньги в дело, то мой годовой доход составит тысяч тридцать, и это не считая дома. – («Боже, – подумала она, – как бы я хотела, чтобы все это было правдой!») – И вот я пришла к выводу, что не останусь в накладе, расставшись с Германом. Так что ответом на твой квадрат «В» будет – нет, нет и еще раз нет!

Он долго смотрел на нее, и она встретила его взгляд прямо, открыто и не мигая.

– Ты не врешь, Хельга?

– Нет, не вру. – Она допила мартини. – Сделай еще, пожалуйста.

Лицо его немного смягчилось.

– Я составлю тебе компанию. – Он подошел к бару. – Видишь ли, Хельга, – начал он, смешивая коктейли, – если все действительно так, как ты говоришь, то пришел черед сделать ход на квадрат «Г». Я этого не хотел, но раз это не блеф, как ты утверждаешь, то ничего не остается…

Тон, каким это было сказано, и выражение его лица заставили Хельгу насторожиться.

– И что же там, в этом квадрате? – небрежно спросила она.

– Я продам снимки Герману.

Ей с трудом удалось сохранить непроницаемое выражение лица.

– Ты полагаешь, он купит?

– Да. Думаю, да. При условии, что, если он этого не сделает, я продам снимки изготовителям порнографических открыток. Уверен, они будут пользоваться большим успехом у любителей этой продукции.

Хельга содрогнулась, но с виду и бровью не повела.

– А ты тем временем будешь отсиживать срок?

– Не думаю. Я тоже все обмозговал, Хельга, не ты одна. Мне кажется, Герман не станет доводить дело до суда, стоит пригрозить, что грязные открытки с изображением его жены начнут разгуливать по всему белому свету.

– Выходит, ты плохо знаешь Германа. Он, конечно, разведется со мной, но одновременно приложит все усилия, чтобы упечь тебя за решетку не только за воровство, но и за шантаж. А это уже добрые лет двадцать.

Арчер пожал плечами:

– Что ж, в крайних ситуациях все средства хороши. Думаю, Герман все же уступит. Вряд ли ему понравится, что все его высокопоставленные партнеры и магнаты будут хихикать и пускать слюни над изображением его голой жены, пусть даже бывшей.

В прихожей вдруг раздался страшный грохот. Арчер вскочил, Хельга тоже.

– Похоже, твой сопляк рвется на волю, – насмешливо улыбаясь, сказал Арчер и снова опустился в кресло. – Напрасные старания. Это твоя идея с балкой вовсе недурна, а, Хельга? Она и быка удержит. Я-то знаю… я тоже пробовал.

Она стояла, глубоко затягиваясь сигаретой, судорожно стараясь придумать какой-то выход. Иначе конец. Пожалуй, Герман действительно скорее заплатит, нежели допустит, чтобы открытки с ее изображением ходили по рукам. И тогда Арчер получит и деньги, и свободу, а она потеряет все, все! Уловка не удалась…