Твари Яви, твари Нави

Княжна чуть покачнулась от злости во взгляде старой ведуньи, но устояла на ногах. Ее трясло.

— Батюшку? — зло воскликнула Мирушка, — это какого ж батюшку? Того, что меня придушить хотел? Того, кто сейчас в жертву отдает? Кого мне чтить, ведунья?

— Народ свой почти, — уже мягче, попросила Богодея, — им ведь не выжить под дождями. Ты кровь отдашь — они останутся.

— За народ жизнь отдать — ума много не надо, — медленно проговорила Мирушка, — я лучше поживу ради него. А кровь тут не только моя подойдет.

И — откуда силы взялись! — рывком подняла с мокрой травы своего двойника. Горазд перехватил девку и поставил на камень-алтарь на колени, лицом к дубу. Ее руки были плотно примотаны к бокам сеткой, Горазд придерживал, чтоб не упала.

— Волхв что брату сказал? Нужна кровь твари, что в одном миру рождена, а в другом живет? — Мирушка медленно, но точно выполняла все движения, которые вчера подсмотрела. Связанная девка пришла в себя, дергалась, что-то жалобно бормотала — про то, что так нельзя, что княжеская кровь священна, что у них ничего не получится, просила пожалеть…

Мирушка, не слушая, запрокинула ей голову и перехватила горло жертвенным ножом. Сбивчивая речь стала жутким бульканьем, в дуб ударила струя крови.

Руки у Мирушки больше не тряслись. Она нагнула вперед обмякшее тело и держала, завороженно глядя, как в чашу льется густое, темное…

Все чувства были на пределе — она слышала стук сердец Горазда и Богодеи, плеск реки на перекатах за перелеском, уханье филина в чаще. Видела, как дрожат от поднимающегося ветра мокрые листья дуба.

Ветер крепчал. Факела качнулись, один упал и с шипением погас в примятой траве.

Княжна, всей грудью вдыхая тяжелый запах, собирала кровь в жертвенную чашу. Наполнив ее до краев, пошла вокруг дуба, поливая корни.

Ветер стал еще сильнее. Загудел в кронах, сорвал с листьев водопады капель. Неподалеку с треском упала высохшая сосна.

Когда княжна вернулась на прежнее место рядом с алтарем, поляну перед дубом заливал серебряный свет полной луны.

Горазд шумно выдохнул.

Богодея ошарашенно молчала.

Мирушка аккуратно, с легким стуком поставила пустую чашу на алтарь, рядом со своим мертвым двойником.

— Ну что, бабка, чуешь, что молчать тебе об увиденном до смерти? — Горазд встряхнул Богодею. — Все равно ж никто не поверит. Вот княжна, обряд совершила, дождя больше нет… Даже не пробуй воду мутить, ясно?

Старуха кивнула.

Второй факел последний раз полыхнул и погас. На поляне остался только лунный свет.

— Еще ты князю скажешь, — почти ласково продолжила Мирушка, — что Горазд тварь отловил, все нужное сделал, и боги благословили. Пусть награду просит. Твердислав меня задумал в Полтеск замуж отдать, а мне этого совсем не хочется…

— Вижу, что благословили вас, — с трудом проговорила Богодея, — а то б не вышло ничего. Твоей крови богиня хотела! Твоей!

— Кабы не получилось с ней — была б моя, — просто ответила Мирушка.

Горазд кивнул, передернувшись от ужаса клятвы, что вчера потребовала невеста. Он до первой звезды в разрывах облаков молился всем богам, чтоб не пришлось ее исполнять.

— Теперь расскажи, Богодея, почему нас с девкой этой поменяли? — спросила Мирушка. — Ты все знаешь, ты у мамы повитухой была.

— Все, да не все, — мрачно ответила старуха. — Знаю, что договор был у князя с царем полевым — вон он лежит, царь… — она кивнула на мертвого полевика. — Брат твой Твердислав в лесу заблудился, к царю попал, вот и обменял его князь то, чего дома не знает. И поклялся вечно о том молчать. Княгиня тогда непраздна ходила, так и получился подменыш в княжьем тереме.

— Кому подменыш, — веско прервал ее Горазд, — а кому княжна. Настоящая.

Подошел к своей нареченной, тенью стоявшей в темноте под дубом, поцеловал…

— У тебя губы соленые, Мирушка, — удивился он.

Княжна молча улыбнулась и вытерла рот. На ее ладони осталась черная густая полоса, блеснувшая в лунном свете.