Тверской гость

Укладываясь на дне ладьи, Иван удивился:

— В пути возле костров спали, а тут на воде.

— Чужой город! Чужой! — повторил Никитин. — Спи знай… Молодость!

А в это же время вниз по течению переправились через Ахтубу четыре всадника. Мокрые кони вынесли их на песчаный берет, тяжело поводя боками, но всадники не дали им отдохнуть, а, нахлестывая плетьми, погнали дальше. Они скакали молча, легко, как приросшие к седлам. Темнота окутывала их — луна встала за тучками. Ровный топот все удалялся от Сарая, уходил в приволжскую степь, пока совсем не растаял, заглушенный некошенными от века травами.

Проснулся первым Илья Козлов. Ежась от сырости, он оглядел товарищей, мокрый берег, неподвижные длинные облака, серые в ранний час балаганы и домики вдали, усмехнулся и потряс головой, густо поросшей черными жесткими волосами. Один за другим поднимались тверичи, мелькнуло заспанное лицо быкоподобного Рябова, вылез на палубу струга кто-то из иранцев и остановился, вглядываясь в ладьи русских.

Бронник Илья подмигнул Копылову, ткнул его в бок пудовым кулаком.

— Что с тобой? — удивился Копылов.

Бронник засмеялся.

— Еще спрашивает! Ну и жулики!

Копылов недоуменно смотрел на бронника, и тот совсем развеселился.

— Ну и ловки! Ну и краснобаи! О-го-го-господи! Наговорят же семь верст до небес!.. И все — хо-хо! — лесом…

Никитин обернулся на этот гогот:

— Что с ним, Серега?

— И все — хо-хо! — лесом…

Никитин обеспокоено присел перед бронником на корточки.

— Илья, Илья, опомнись!

Нет, теперь бронника нельзя было провести! Он все разгадал. Ну и горазды же врать купцы об опасностях, о грабежах, о чужих, неприветливых землях. Вот он, Сарай. Всю Волгу уже прошли, а где эти опасности, чем страшен город Золотой Орды? Ай да гости! Умеют цену товарам набить!

Кое-как уразумев причину смеха бронника, Никитин тоже захохотал.

Копылов, смеясь, выговорил:

— Ой, удружил! Ну, Илья, голова! Первым купцом будешь!

Матвей Рябов покачал головой:

— Дурак ты, братец!

— Ладно! — еще смеясь, ответил бронник. — Валяй, валяй, ругайся! Все вижу…

Теперь хохотал весь караван. И казалось, качающиеся ладьи, живые струйки воды, зажженные солнцем полумесяцы на минаретах города — все смеется вместе с людьми.

Так весело началось утро. Весело снялись, весело миновали Ахтубу, весело вышли в Бузань. Этот волжский низовой рукав был последним ответвлением пути. Оставалось теперь миновать волжскую дельту, далеко обойдя Астрахань, а там и Хвалынь!

Плыли по Бузани осторожно, промеривая дно, среди скучных, ровных берегов.

Уже издалека кто-то заметил конного татарина, одиноко стоявшего справа, возле редких кустов. Освещенный солнцем татарин не шевелился. Как вкопанный стоял и его конек.

Вот татарин поднял руку, закричал что-то приближающемуся стругу. Конек тоже беспокойно зашевелился, двинулся бочком навстречу судам…

— Причаливать велит посол! — передали по ладьям.

Встревоженные купцы подвалили к шемаханцам, ждали, что будет, приготовив оружие.

— Ники-и-итин! Ря-а-а-бов! — крикнул с кормы струга Васька. — Зовет Хасан-бек!

Афанасий и Матвей выпрыгнули на берег. Они видели, как влез на струг татарин, а взявшиеся точно из-под земли еще двое татар уселись охранять коня.

— Беда, ребята! — шепнул купцам на палубе Васька. Али стоял возле каморки посла бледный, стиснув губы. Озабоченный Юсуф торопливо провел русских к Хасан-беку, встал у дверки, запустив пальцы в короткую бородку.

В каморке коптил светильник, сиротливо ютилась на краю ковра шахматная доска с попадавшими фигурками. Видно, ее резко отодвинули. Против Хасан-бека сидел на корточках давешний татарин в высокой шапке. Низкий лоб татарина рассекал багровый шрам. Плоское, с реденькими усами, угрястое лицо басурманина было бесстрастно.

Хасан-бек сделал знак рукой садиться, нагнулся в сторону татарина:

— Повтори все…. они знают язык.

Татарин приложил руку к сердцу, оскалил мелкие собачьи зубы:

— Да будет с твоими друзьями благословение аллаха, мудрый хан! Говорю ждет вас на Бузани султан Касым с тремя тысячами войска. Грабить будет, товары брать будет. Очень худой султан… Может, уже скоро на Бузани встречать будет.

Татарин опять приложил руку к сердцу, поклонился и умолк. Посол, морща лоб, покосился на русских.

— Откуда знаешь такое? — спросил Никитин.

Татарин повернулся к нему, в один миг ощупал цепким взглядом, прикрыл красноватые веки.

— Я бедный пастух, немного коней пасу, езжу, слушаю, вижу…

— Где твой табун?

— Зачем не веришь? Я добра тебе хочу. Коней на Итиль оставлял, купцам навстречу с братьями скакал…

Никитин переглянулся с Рябовым, оказал Юсуфу по-русски:

— Объясни послу — без татарина совещаться надо.

Хасан-бек, которому Юсуф быстро нашептал на ухо, кивнул.

— Ступай, подожди! — велел он татарину.

Пастух спокойно поднялся, сгибаясь, вылез из каморки. Юсуф тоже вышел и притворил дверцу.

— Опасная весть! — сказал Хасан-бек.

— Может, врет! — усомнился Рябов.

— Может быть, врет, а может быть, и нет! — возразил Никитин. Остерегаться-то надо…

— Он обещает провести караван ериками незаметно, — сказал посол. Говорит только — плыть надо ночью.