Твое имя

Чувство вины, любопытство и даже амбиции завязываются узлом у нее в груди, когда она и ее ученик целуются, склонившись над его словарем. Их рты напротив друг друга издают звуки, похожие на помехи в радиоприемнике. Она замечает, что ее ученик пользуется тем же дезодорантом, что и Мун, бренда, который нравится парням их возраста.

В тот вечер по дороге домой Т/И выходит на одну остановку раньше, чтобы еще раз посмотреть на Муна. Она стоит в глубине толпы в сиреневых сумерках и внимательно смотрит. Его шея вся в синяках от ее поцелуев прошлой ночью, поэтому в полумраке Т/И не может разглядеть, где та начинается и заканчивается. Кажется, будто его голова парит над плечами. Будто бы она его обезглавила, но голова еще не упала в подтверждение этого.

Я гуляла по городу с ощущением неопределенности. Мне было трудно дышать. Я чувствовала резкие вкусы и запахи, которые вызывали у меня отвращение.

Впереди меня по улице шла толпа ночных тусовщиков. Немного поодаль в том же направлении шла пара незнакомцев, и вдруг среди них я увидела Лиз. Она вздрогнула, узнав меня, но продолжала притворяться, что не заметила. Раздраженная этой тонкой уловкой, я протянула руку и потянула ее из толпы.

Я искоса посмотрела на нее, когда мы проходили под фонарем на тихой улице. Резко очерченные тени разделяли ее лицо на множество геометрических форм. Она то и дело в волнении приподнимала уголки рта, сверкая коренными зубами.

– Прости, если я тебя напугала, – сказала она. – Но это твоя собственная вина. Ты постоянно убегаешь куда-то. У меня не было ни шанса стать естественной частью твоего окружения, оставаясь на месте. Теперь я сваливаюсь на тебя как неприятный сюрприз.

– Чего ты хочешь от меня? – холодно спросила я.

– Не будь таким, – взмолилась она. – Я не смогу этого вынести. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты чувствовал себя со мной в безопасности.

– Прекрати. Я не Мун. Я не стану помогать тебе воплотить в жизнь эту дурацкую фантазию.

– Нет, – сказала она.

– На что именно?

– На все… нет.

Ее подбородок так сильно задрожал, что я забеспокоилась, не распространится ли этот тремор на остальную часть ее лица. Она обняла меня за плечи.

– О, как я зла на твою мать. – Она прислонилась своей головой к моей. – На ее месте я бы никогда не привела тебя в мир, где не на что опереться и где нет места определенности. Я бы держала тебя в своем чреве настолько долго, насколько это возможно, даже если бы это означало мою собственную смерть.

Почему-то я никогда не представляла себе Муна младенцем. Я также никогда не представляла себе, как он умрет. Казалось, он пришел в этот мир уже завершенным, и я ожидала, что он исчезнет точно также.

– Внутри своей матери ты был идеально круглым, цельным сам по себе, – продолжала Лиз. – Ты ни в чем не нуждался. Но потом ты родился, и начался кошмар. Тебя тянуло во все стороны. Твои руки, ноги, шея, даже твои волосы – они не должны так выглядеть. Они стали длинными из-за твоих постоянных попыток дотянуться и привязаться к чему-то в этом огромном мире.

Я посмотрела через ее плечо. Мы стояли на широком перекрестке. Большие городские часы показывали время. Это было пугающе конкретное число.

– Меня тошнит, – сказала я.

– Пойдем со мной. – Лиз взяла меня за руки. – Все, что я хочу делать, – это готовить, убирать и заботиться о тебе. Я не буду ничего от тебя требовать, тебе даже необязательно любить меня. Просто позволь мне быть твоей матерью.

– Нет. – Я высвободила руки. – Нет, так не пойдет.

Шатаясь, я прошла мимо Лиз прямо в вино-водочный магазин. Яркая люминесценция магазина заставила меня прищуриться. Увидев свое отражение в витрине, я была поражена: основные черты моего лица грубо выделялись, отчего я не была похожа на саму себя. Я навалилась на стеклянный прилавок и начала выгребать из коробки все неоновые пластиковые зажигалки. Мужчина на кассе посчитал, что в общей сложности они обойдутся в двадцать евро.

– Эй, – окликнула Лиз, стоя у меня за спиной, – в чем дело?

Я закрыла глаза и попыталась визуализировать боль. На фоне приступа тошноты я испытывала острые приступы шока. Я не могла различать цвета. Прилавок под моей щекой пах руками и монетами.

– Я не знаю, что мне делать остаток вечера, – пожаловалась я. – Я пойду домой, и что потом? Что мне делать со всем тем временем, которое у меня впереди? Но при этом мне не хватает времени. Для чего – я не знаю.

– Это просто, – ответила Лиз. – Ты находишь людей, которых любишь, и следуешь за ними на край света. Все остальное не имеет значения.

– Но что, если они повернутся и плюнут в меня? Что, если они сделают то, что люди делают по отношению к бродячим собакам? – Я вспомнила Мастерсона у его окна. – Как будто они стирают собаку с лица земли.

Меня трясло от отвращения к самой себе. Мужчина на кассе постучал костяшками пальцев по прилавку и повторил цену: двадцать евро. Но вдруг я услышала корейскую речь.