– Все, что я знаю: ему нужно было место, где он мог бы жить в тишине и покое. – Она пожала плечами. – Профессор Музыки обладает сверхъестественным чутьем на людей, на то, что они способны дать друг другу. Она знала, что здесь он, прежде всего, может быть предоставлен сам себе, потому что мне было наплевать на все эти танцы, пение и тому подобное.
Она ободряюще похлопала мисс Лину по спине, затем повернулась ко мне с выражением мрачного неодобрения на лице.
– На этой ноте я должна признать, что не понимаю, как ты могла влюбиться в знаменитость. Мы уже не в том возрасте, чтобы заниматься подобными вещами, не так ли?
Сиделка повела нас по коридору, который тянулся все дальше и дальше, пока я не обнаружила, что невозможно сопоставить обширный внутренний размер Убежища с домом, который я видела снаружи. Пространство, казалось, разрасталось изнутри. Над нашими головами на низкой громкости играла страстная пансори[12]
. Этот штрих придавал Убежищу манерный драматизм исторического музея. Истории чего, я сказать не могла.Как и Профессор Музыки, которую она знала еще со школьных времен, Сиделка полностью изменила направление своей жизни несколько лет назад. До открытия Убежища она была беззаботной домохозяйкой с «похотливым аппетитом» к собственному мужу.
– Счастливые десятилетия, – нахмурившись подытожила она.
Но потом его разум начал замутняться, и ей пришлось наблюдать, как обширная история его человечности, чтобы пройти сквозь крошечную дырочку в стене, превратилась в разложившуюся пасту. Хуже всего было то, что его болезнь гарантировала ему минимальный проблеск сознания, необходимый лишь для того, чтобы в день своей смерти осознать, насколько сильно он проиграл своей собственной жизни.
– Мое одиночество в этом мире привело мое сердце в странные места, – сказала Сиделка. – У меня действительно не было выбора, кроме как создать Убежище. Это главное творение моей жизни, которое я посвятила эмоциональным связям. Я точно получила около десяти тысяч заявок, в которых были описаны случаи слабоумия во всех его душераздирающих красках. Но я выбрала три своих любимых случая и выбросила остальные заявки в мусорное ведро. Теперь, когда мистер Гоун, мисс Лина и мистер Сугук здесь, со мной, они будут единственными, кому я останусь предана до конца моей жизни, и у меня никогда не будет других.
По ее словам, быть старым уже достаточно плохо, но добавьте к этому неуправляемый ум, шаловливую креативность, и вы станете такими же, как ее пациенты: бугристыми, уродливыми обломками, оставленными гнить на берегах прогрессивной синтетической культуры.
– Все хотят брать, но никто не стремится отдавать – изрекла она. – Люди жаждут прикосновений, ощущений, глубины. Но никто не может накормить их, потому что те же самые люди, которых они умоляют, заняты тем, что умоляют кого-то другого. Мир – это вереница исследователей. Я вытащила своих пациентов из этого порочного круга. Я обустраиваю мир для них. Я наполняю их жизни избыточной энергией, чтобы компенсировать чудовищный дисбаланс, от которого им так долго приходилось страдать.
Я вздрогнула от прикосновения костлявых пальцев к моей руке. Я повернулась и увидела пустые серые глаза мисс Лины в пугающей близости.
– Вы что-нибудь слышали о моем младшем брате? – спросила она.
– Мне жаль, но я понятия не имею, кто ваш младший брат, – ответила я.
– Я должна найти его. Мне нужно немедленно идти.
Она отвернулась в сторону, чтобы отделиться от группы, но наткнулась только на стену.
– Так… где же он? – спросила я.
– Я опустила его на землю, потому что у меня устали руки. После этого я потеряла его из виду. Вокруг было слишком много людей. Все мы спешили уйти. Все было бы по-другому, если бы у меня были более сильные руки… Вы уверены, что ничего о нем не слышали?
– Я…
– Мисс Лина, – вмешалась Сиделка. – Почему бы вам не показать, куда идти? Мисс Осеол здесь новенькая.
Пока пожилая женщина ковыляла по коридору, Сиделка объяснила, что мисс Лина начала говорить об этом «младшем брате», когда ее психика разрушилась до неузнаваемости. Странно, но, только когда она перестала обращать внимание на самые обычные вещи, она вспомнила то, что всю свою жизнь пыталась забыть. Ее муж и дети никогда раньше не слышали об этом брате. Они даже не были уверены, что он действительно существовал. Не то чтобы их мнение имело значение.
– Они ни разу не навестили мисс Лину, – едко заметила Сиделка.
Коридор, наконец, вывел нас в круглую прихожую с тремя дверями. За ними были комнаты, где пациенты могли делать «все, что захотят». Сама сиделка считала эти пространства «мастерскими», трещинами в иссушенном современном ландшафте, благодаря которым ее пациенты расцветали, как полевые цветы. Во всем мире ее подопечных называли сумасшедшими. Здесь они были прославленными творцами.