Твое имя

Будучи по плечи в воде, я обернулся и стал ждать дальнейших указаний. „И?!“ – крикнула моя учительница с берега. Я бросился назад. Я открыл глаза – вода была черной, как чернила, под безлунным небом. Я ждал, когда же обрету способность плавать. Но я почувствовал, что начинаю тонуть. Как странно, подумал я, что все это время я мог умереть. И так ждал того момента, когда коснусь земли и начну там разлагаться. Но и этот момент тоже не наступал. С ужасом я осознал, что завис, окруженный водой со всех сторон. Одиночество было настолько мучительным, что вызвало у меня первый приступ боли. Я стал загребать воду у себя над головой, желая, чтобы что-нибудь, хоть что-нибудь изменилось.

И это случилось. Мое тело постигло свою идеальную хореографию существования. Я никогда даже не задумывался о возможности такого движения, но в тот момент я был уверен, что ждал этого всю свою жизнь. Это движение было не моим. Не я создавал его, а оно использовало меня, чтобы родиться на свет. Это произошло со мной насильно. Мне был дан второй шанс в жизни, чтобы мчаться по ее просторам со свежим знанием о том, что существует такое расположение моего тела в пространстве, при котором я каждой своей здоровой клеткой смог познать истину. Как могло это пройти бесследно? И не изменить все, даже лицо, которое я презирал? Однако ценой, которую мне пришлось за это заплатить, был тот ошеломляющий факт, что я никогда не смог бы воссоздать это движение на суше, в гуще жизни.

Я не плыл. Я понял, что моя учительница не учила плаванию. Даже сейчас я не могу сказать, чему именно она учит. У меня не было возможности спросить ее. Когда я выполз обратно на берег, ее уже не было…»

После того как Маэхва закончила читать, она продолжала смотреть на письмо, завороженная черными буквами, как будто это была оптическая иллюзия. Глаза мистера Сугука были закрыты. Я подумала, не спит ли он. Мун опустил голову, страдая от каждого слова, как от маленького наказания.

Мои руки бесконтрольно дрожали. Значит, Мун тоже фантазировал об этом – танец, который не поддается описанию, движение из моих «Мунных» грез. Я писала об этом в течение нескольких месяцев, прокладывая милю за милей в туннеле своего воображения. И после мне все же удалось проникнуть в него, создав поток тайных знаний между нами. Никто не знал его так, как я. Это не было нашим сотворчеством, это был тайный сговор.

Однако высвободить мою радость из мокрых нитей моего страдания было практически невыполнимой задачей. Мун лаконично и поэтично выразил то, что связывало нас вместе, но в то же время он видел во мне совершенного незнакомого человека. Письмо являлось окончательным, неоспоримым манифестом нашей общей фантазии – и все же оно было не для меня. На самом деле, чтобы Мун написал мне такое письмо, нужно было построить с нуля совершенно другой мир. Ирония была жестокой. Доказательство нашей связи хранилось между строк его письма, словно внутри стеклянной коробки: ничто не скрывало его от моего взгляда, но я не могла прикоснуться к нему, я не могла считать его своим.