Обратная дорога казалась медленнее и тяжелее. Воины не скрывали того, что всем было жаль Бьорна, шутника и меткого лучника, погибшего не в бою, не во имя какой-то важной цели, а просто так. Все те, кто не осознавал до конца, насколько Тьма может быть опасна, с трудом могли принять произошедшее.
Ивенн пришла в себя довольно скоро и ужасно смутилась, обнаружив, что сидит в седле перед правителем, пристроив голову у него на плече, а он, совсем не обращая на это внимания, одной рукой придерживает её за пояс, а другой — небрежно держит поводья. Её же собственную лошадку, Кайлу, и такого же серого коня, принадлежавшего Бьорну, отвели назад, как запасных лошадей.
— О, боги, милорд, простите, — растерянно прошептала Ивенн, чуть отодвигаясь и понимая, что, пока конь не стоит на месте, она не сможет ничего сделать.
Эйнар протянул руку, взял её за подбородок и, слегка развернув её голову, заглянул в глаза.
— Как ты?
— Ничего… — девушка опустила ресницы, убрала за ухо выбившуюся прядь.
— Сколько пальцев?
Он с самым серьёзным лицом показал два пальца. Ивенн улыбнулась.
— Смеёшься, значит, жить будешь, — Эйнар снова взял поводья.
— Опять я заставила вас волноваться, простите…
— Сиди спокойно, — тихо ответил правитель. — Тебе не за что винить себя, ты спасла нас всех.
— Что там было?
— Я обещал рассказать всё дома, — он притянул её поближе, своей рукой склонил её голову к себе на плечо. — Поспи ещё немного, скоро приедем.
И то ли усталость взяла своё, то ли без магии правителя тут не обошлось, но Ивенн, пригревшись под его плащом, снова задремала и не проснулась до той минуты, пока её не разбудили, снимая с седла.
Ольф проводил её, сонную и падающую с ног от усталости, до покоев и почтительно откланялся. Ивенн осталась в одиночестве. Сменив мужскую одёжу на серую рубаху длиной до колен, ставшую уже привычной, она опустилась на постель и вытянула вперёд руки. Невольно вспомнилось, как когда-то ей удалось случайно сплести из Света маленькую птичку, живую, настоящую, с серебристыми крылышками. Оказывается, Тьма была куда сильнее: соединившись со Светом, она создала птицу во много раз больше, ястреба с размахом крыльев в добрую длину руки. Ивенн, изо всех сил стараясь не провалиться в сон, воззвала к внутренней Тьме. Свет послушался сразу же, а вот со второй силой, ещё совсем чужой и незнакомой, пришлось изрядно повозиться. Неизвестно, сколько времени ушло на то, чтобы сконцентрироваться и выбросить из головы посторонние мысли, но вот потоки серебристого блеска соединились с чёрными дымчатыми нитями, потянулись в противоположную сторону, будто ожили, сплелись в клубок и приняли форму такого же ястреба — не такого крупного, размером намного меньше настоящего. Ивенн потянула потоки магии на себя — птица послушно подлетела, умостилась на запястье, сипло крикнула что-то, сорвавшись с руки, взмыла вверх и растворилась. Ивенн откинулась на подушку и с усталой, но довольной улыбкой позволила себе закрыть глаза.
Так прошло ещё десять долгих серых дней. Зима окончательно вступила в свои права, ров вокруг замка сковало льдом, цепи на подъёмном мосту обледенели. Из окон невозможно было выглянуть: морозные ночи расписали их такими замысловатыми узорами, что на них даже дышать было жалко. Однако с приходом зимы в замке Тумана стало намного уютнее: почти в каждой комнате затопили камины, в длинных сумрачных коридорах свечи развеяли полумрак, обитатели замка сменили кольчуги и рубахи на тёплые вязаные душегрейки, подбитые мехом свитки. Ивенн грустными глазами поглядывала на Регину, когда та появлялась в Зале Церемоний или встречалась с нею где-нибудь в коридорах замка. Первая леди Туманных земель всегда вполне соответствовала своему статусу: одевалась, как и подобает благородной женщине — нередко её можно было увидеть в простых, но изящных платьях тёмно-синего или винного цвета, с изысканными украшениями из тёмного серебра или белого золота. Длинные густые волосы, чуть вьющиеся на концах, всегда были аккуратно уложены в две широкие косы или подхвачены лентой с двух сторон. Регина казалась Ивенн безупречной, но неподражаемой. Сколько девушка ни пыталась держаться так же ровно и степенно, ходить неторопливо, всегда сохранять улыбку — приветливую, но прохладную, — всё было безрезультатно. Она оставалась девчонкой, воином, лучницей, да кем угодно, только не благородной леди. Зависти к Регине совсем не было: она выросла такой, потому что была воспитана иначе, с другими людьми, в другом времени, в конце концов. Да и сама она иногда незаметно подсказывала Ивенн, как вести себя — жестами, но эти жесты были просты, изящны и понятны.