Стефан же до заката так ее и не видел. Ночью, когда он проснулся, Юлия сидела рядом и смотрела на него. Не вполне придя в себя, Стефан решил было, что она видение, посланное истерзанным сознанием. Она была во вдовьем платье, на волосах – белая косынка, как у сестер из «багада Бранки», и такой же белый браслет на руке. Стефан потянулся к ней, взял за руку, отодвинул браслет, чтобы поцеловать запястье. И только ощутив губами живое и бьющееся, понял, что это не видение.
Вскочил.
– Простите меня, ради Матери.
– Ничего. Это мне не следовало сюда приходить. Но я хотела убедиться, что вы… здоровы.
– Здоров, – пробормотал Стефан. Она снова взяла его за руку, и Стефан едва не вырвал ее – вспомнив, что его руки делали в последний месяц.
Юлия выглядела уставшей – неудивительно! – но не измученной и потускневшей, как после похорон отца. Глаза ее снова горели спокойным светом, который Стефан так любил.
– Поглядите, я тут бездельничаю, а вы и не отдохнули с дороги. Княжеским указом велю вам не появляться в шпитале хотя бы день.
Она засмеялась.
– Вы не можете приказывать матери своего дома, князь.
Они все еще не разжали рук. Хорошо, что в приемной анджеевец и он никого не впустит – как только позволил войти Юлии…
– Это безумие, Юленька, – сказал он тихо. – Вы здесь… Вуйнович говорит, что это проклятие нашего рода, выходит, теперь и вы его подхватили…
– Что ж, – она улыбнулась, – я рада делить с вами и проклятие…
Через несколько дней прилетел еще один голубь: от Самборского. Тот сообщал, что со своим багадом захватил Крук.
Победе радовались все, даже Вуйнович разулыбался: Крук – и наш.
– А с чего бы ему становиться нашим? – вопросил Стефан. Его не поняли. – Но ведь, насколько нам известно, из Крука гарнизон не отзывали.
А гарнизон там знатный. Крук как раз на пути из Казинки в столицу. И Стефану очень слабо верилось, чтобы Самборский с его багадом был способен этот город занять…
Он глядел в карту. Крук стоял на полпути с побережья к столице, это верно. Но если взглянуть по-другому – он оказывался на пути у Марекова войска, шедшего из Планины.
На Стефана стали поглядывать с подозрением: уж не завидует ли князь удачливому сопернику, не боится ли славы, которую может снискать молодой Самборский?
Стефан не стал больше высказывать сомнений, но на душе было неспокойно. Тревога за брата, сопряженная с радостью, мучила его с тех пор, как получили молнию. Брат был совсем рядом – и в то же время подвергался самой большой опасности с тех пор, как уехал во Флорию. Ему уже случалось рисковать, проникая тайком в Бялу Гуру, но тогда документы на чужое имя и удача хранили его. А теперь в княжестве и впрямь не осталось мест, где не подстерегала бы опасность, и Марек с этой опасностью оказался лицом к лицу…
Стефан уже проклинал самоуверенность – и свою, и брата, – из-за которой они решили, что Марек, которому в прошлое восстание едва сравнялось шестнадцать, способен вести армию.
Но едва не больше страшило то, с чем Мареку придется столкнуться, если они все же победят.
– Я думаю: что мы сделали? – поделился он с Вдовой. – Мы напустили в страну отряды висельников, у каждого из этих висельников есть подобие армии, и каждый считает, что может вести за собой Бялу Гуру… Это можно сказать и обо мне, пани воеводова. Но меня бросает в дрожь от мысли, что в княжестве у нас скоро будет… как до князя Станисласа.
– Размышляете, не лучше ли будет нам остаться под строгой, но справедливой дланью цесаря?
– Нет, – честно ответил Стефан.
«Цесарь поделил бы нашу землю так же верно, только – по своей воле…»
– По-моему, у вашего страха глаза велики, Стефан.
Вдова нашла в гостиной головоломку: если точно собрать узор на крышке шкатулки, та начнет играть победный марш. Яворская держала в руках один из элементов узора, размышляя, куда его вложить.
– Те, кто пошел воевать от вашего имени, давали вам присягу на Холме. Ее им будет труднее нарушить, чем клятву цесарю. А те, кто не верен вам, верны мне или генералу.
Она вложила одну из деталей, сделала понюшку травы из кисета и принялась за другую сторону головоломки. Стефан, забывшись, следил за ее руками. Вот так и Мареку придется собирать головоломку из крестьянских отрядов, лесных братьев и вольных багадов…
Дойти бы ему, Мареку.
Себе Стефан уже не верил – после той экспедиции к картечнице. Не за орудием он туда пошел, а за кровью. Не нужно быть вешницем, чтобы понять: скоро только веление крови и будет для него что-то значить.
Он неосознанно ждал плохих новостей – и плохие новости не заставили себя ждать. В Вилкове горожане не поддержали повстанцев, выдали их войскам. Правда, на виселице потом оказались и многие из предупредивших горожан – власти решили, что не могли они так много знать о бунтовщиках, не будучи с ними в сговоре. После виселиц Вилков уже не так тепло относился к остландцам, но подниматься против них было некому. В Креславле артиллерийский расчет отбросил повстанцев от города. Под Трывами красные мундиры отражали одну за одной атаки лесных братьев, не давая пройти к городу.