Твоя навеки

— Да, а что, ты со мной не согласна?

— Ничего, просто я привыкла считать себя бессловесным и покорным существом, созданным для того, чтобы им помыкали все, кому не лень.— Моментально всякое веселье сбежало с ее лица.— Я так перепугалась, Мик,— сказала она тихо.— Меня обуял неописуемый ужас. Ты ведь еще не таешь, что Фрэнк обещал убить моего младенца раньше, чем он родится.

Мик почувствовал, как на голове его зашеве­лились волосы.

— Убить неродившегося младенца? Он что, сумасшедший?

— Да, убить на том основании, что это егоребенок... Он так заявил, когда приходил в послед­ний раз. Он считает, что, поскольку оба мы при­надлежим ему, он вправе делать с нами все, что ему заблагорассудится. А раз карьере и семейной жизни все равно пришел конец, то он сделает так, что мы оба не достанемся никому другому.

— Прекрати себя мучить, Фэйт. От твоих му­чений проку все равно не будет. Люди вроде Фрэнка не нуждаются в доводах разума, зато когда попадутся, сразу же начинают придумывать всякие сказки, чтобы оправдаться.

— Но я хотела понять...

— Это уже не твоя забота. У твоего бывшего супруга явно с головой не в порядке, и когда его поймают, им будут заниматься в первую очередь психиатры. Не сомневаюсь, им найдется, что ска­зать суду.

Мик вдруг почувствовал, как кулаки его непроиз­вольно сжимаются и внутри просыпается яростное желание стереть с лица земли эту мразь. Сейчас злоба выплеснется из него, и Фэйт снова будет напу­гана, только на этот раз ей некуда ехать...

— Мик!

Как хорошо, что она окликнула его, прежде чем погладить по плечу. Мик так напрягся, что от внезапного прикосновения мог взорваться. Но она дала ему время, чтобы он воспринял ее призыв, взял себя в руки, оказался в состоянии слушать ее.

— Мик,— сказала она, с нежностью глядя в его глаза.— Я знаю одно: ты никогда в жизни не сделаешь мне ничего плохого. В чем, в чем, а в этом я уверена.

Повернувшись, он обнял ее и прижал к себе.

— Ну, так что скажет насчет чашки какао моя милая леди?..

Фэйт давно уже ушла к себе в спальню, а Мик мерил шагами кухню, не находя себе места. Пожалуй, неплохо было бы устроить пробежку босиком по снегу, но сейчас и это едва ли поможет.

Ему не давала покоя мысль о Фэйт. Та ушла, мирно пожелав ему спокойной ночи, но Мик не мог отделаться от ощущения, что приступ ее страха, спровоцированный внезапной и странной грозой, все еще не отступил.

Она сейчас, вероятно, без сна лежит в постели, уставившись в потолок, думал он, сердце отчаянно колотится, а с губ готов сорваться новый крик о помощи. Черт бы побрал эту грозу — все, чего ему удалось добиться в эти несколько дней, все коту под хвост.

Но что же можешь сделать ты, Мик Пэриш, спросил он себя. Да, что? Во-первых, подняться к ней и проверить, как обстоят дела. Если она благополучно уснула, можно спокойно отправлять­ся восвояси. А если она не спит... Если не спит, значит, твой долг — успокоить ее, утешить...

Его сапоги прогромыхали по ступенькам лест­ницы, на которой не было ковра, и, как подозревал Мик, никогда не будет (еще одна неистребимая привычка отставного разведчика — никакой зву­коизоляции, чтобы любой шум, любое движение в доме тут же можно было услышать). Сейчас он впервые помянул крепким словом свою непо­мерную мнительность и попытался идти на цыпоч­ках, чтобы не разбудить Фэйт, если она спит.

Но она и впрямь не спала. Тихо приоткрыв дверь, он увидел, что она, прямая и неподвижная, сидит в кровати, а в комнате включены все лампы одновременно.

— Не могу уснуть,— жалобно произнесла она.— Из головы не выходит то, как...

Она замолкла, и Мик неуверенно потоптался на пороге.

— Не оставляй меня одну,— шепотом попроси­ла она.— Ради Бога, не оставляй меня одну.

Мик протянул ей руку, и Фэйт тут же поднялась с кровати и мгновением позже оказалась рядом. Его могучая ладонь поглотила хрупкие, тонкие пальцы женщины. Приведя ее в свою комнату, он молча указал на постель. Возможно, он об этом еще пожа­леет, но дело сделано.

Какой смысл играть с ней в прятки, если она проникла во все уголки моей души, стала частью моей жизни, подумал Мик, осторожно снимая сапоги. Вот сейчас она сидит в его огромной кровати, маленькая, закутанная по самый подборо­док в цветастое индейское одеяло... Сидит, присло­нившись к спинке кровати и ждет. Ждет его, Мика Пэриша. В теплом свете лампы, стоящей на столике, золотые волосы ее похожи на сверкающий нимб, в огромных, голубых, широко распахнутых глазах — абсолютное доверие. Абсолютное и не­заслуженное, потому что он всего лишь мужчина, из плоти и крови.

Остаток здравого смысла, однако, удержал Мика от того, чтобы раздеться до нижнего белья. Он просто снял ремень, отстегнул запонки и прямо в рубашке и джинсах растянулся поверх одеяла рядом с ней. Когда же он протянул руку, Фэйт, не говоря ни слова, уютно устроилась у него на плече. Лампа осталась гореть.

— Расскажи что-нибудь,— коротко бросил Мик.— Это помогает избавиться от страха.

— Рассказывать? Не думаю, чтобы кому-то приятно было слышать такие вещи.