Твоя навеки

— Ты не против, если я пройдусь по дому?— спросил Мик у Фэйт. Утром он успел заглянуть в коровник, осмотрел все постройки вокруг дома, но сейчас хотел получше изучить дом изнутри — на всякий случай, по привычке.

Внутри — на это они оба обратили внимание еще утром — оказалось довольно чисто, ожидаемо­го слоя пыли толщиной в палец они не обнаружили. То есть какая-то пыль и паутина были, но судя по ним можно было предположить, что хозяева отсутствовали здесь от силы два месяца.

За эти несколько часов Фэйт успела навести в доме мало-мальский порядок, и теперь с гордостью демонстрировала Мику плоды своей хозяйской деятельности. Но гордость эту подтачивало смут­ное беспокойство. Почему-то временами ей каза­лось, что она здесь самозванка и вот-вот объявятся истинные владельцы ранчо и попросят ее выйти вон. Смех и грех, подумала Фэйт. Уж она-то знала, что в этот дом по меньшей мере лет пять никто не входил.

Мик обошел все комнаты, заглянул во все чуланы, в каждом коридорчике задерживаясь на несколько секунд. Еще его интересовали окна: плотно ли пригнаны рамы, надежны ли шпингале­ты. Фэйт поначалу пыталась о чем-то говорить, что-то объяснять, но, заметив, как внимательно он изу­чает запоры и задвижки, в конце концов замол­чала.

— Джейсон и в самом деле всю душу вложил в этот дом,— с уважением констатировал Мик, когда они снова вернулись на кухню.— Столько лет прошло, а косяки и рамы не рассохлись, ника­ких щелей и вообще никакой халтуры. Хотел бы я, чтобы мой дом был выстроен хотя бы вполовину с той же степенью надежности.

Они сидели за кухонным столом, как и в прош­лые ночи: он с кружкой кофе, она — с цветочным чаем.

— Я так переживала, когда старый папин дом сгорел,— призналась Фэйт.— Боюсь, мне потре­буется несколько лет, прежде чем я привыкну к этому новому дому, как бы хорош он ни был.

Сказав это, она вдруг поняла, что как только Мик уедет, ей станет здесь невероятно одиноко и пусто. И дело вовсе не только в том, что на много миль вокруг нет ни одной живой души.

— А где прошло твое детство? — спросила она Мика, рассчитывая своими вопросами задержать его подольше.

— Не здесь. Отец был профессиональным военным, и я вместе с ним объездил пол земного шара. К моменту окончания школы я побывал в восьми странах, соответствующих восьми местам его службы.

— Тебе и твоей матери, наверное, трудно было все время жить на чемоданах?

— Мне — да, а что касается моей матери, то она оставила нас, когда мне исполнилось два года.

— Понятно,— кротко сказала Фэйт и затихла, хотя у нее сразу возникло множество вопросов.

— Я вообще не помню мать,— с тем же камен­ным выражением лица проговорил Мик.— У меня где-то есть ее фотография, но что снимок может сказать о человеке? Она была знахаркой из племени чероки, по крайней мере так сказал однажды отец. Они познакомились в Оклахоме, и их отношения развивались очень быстро, судя по тому, что отец служил там каких-нибудь два месяца. Подозре­ваю, что отъезд из родных мест оказался для нее невыносимым. Как бы то ни было, вскоре после рождения второго ребенка она тихо удалилась, прихватив с собой моего младшего брата. Еще через год, если верить отцу, она умерла.

— Ты что-нибудь знаешь о ее родных?

Мик отрицательно покачал головой.

— Нет, единственное, что я знаю о родне по материнской линии, так это то, что мой дед был настоящим шаманом. Может быть, отец знал еще какие-нибудь подробности, но он почти ничего не рассказывал.

— А что стало с твоим братом?

— Полагаю, его воспитал кто-нибудь из родственников матери. Отец за все время нашей совместной жизни упоминал о брате раз или два, и вообще...— Мик смолк и пожал плечами.— И вообще он никогда не существовал для меня как что-то реальное, Фэйт. Я же его не знал. А когда я повзрослел и у меня возникло желание зада­вать вопросы, отец уже умер.

Фэйт нестерпимо захотелось провести ладонью по его жестким черным волосам, утешить. Но она не решилась.

— Так у тебя, значит, нет никакой родни ни по отцовской линии, ни среди индейцев-чероки?

Уголок рта у Мика чуть дернулся вверх.

— А много ли вообще дети знают о своих родителях, если заглянуть за фасад семейных отношений?— вопросом на вопрос ответил Мик.

— Полагаю, очень немного,— согласилась Фэйт, встала со стула и поставила на плиту чай­ник.— Иногда я думаю о том, что мой ребенок родится без отца, бабушки, дедушки, и мне ста­новится горько. Меня, по крайней мере, всегда гре­ла мысль, что у меня есть отец, который любит меня, хотя и жил он отдельно и очень далеко от меня.

— Мне от своей матери в наследство осталось имя,— задумчиво сказал Мик.— Иногда мне кажется, что имя — главное и единственное, что будет с тобой всю жизнь, и только имени никто и никогда не в силах тебя лишить.

— Ты имеешь в виду имя Миках? — с любо­пытством отозвалась Фэйт.— Красивое имя. Мне нравится.